Офицеры и джентльмены

– Возможность получить орден выпадает человеку не чаще двух раз в жизни. И то не каждому. Вам такая возможность выпала нынче ночью, и вы ею правильно воспользовались. По справедливости, я бы должен сейчас ходатайствовать о представлении вас к военному кресту. А вместо этого прикидываю, как выкрутиться. Ума не приложу, какой бес вчера нас попутал. Мы ведь даже не можем дело в тайне сохранить. Если бы дальше батальона не пошло, мы бы, глядишь, что и придумали. А теперь на судне только и разговоров, что о вашей вылазке. Хоть бы бригадир не был ранен! Тогда мы поставили бы на вашу неопытность и усердие. Дескать, перестарался, но это из патриотизма. Устным выговором бы ограничились. Но бригадир-то ранен! Значит, будет медицинское заключение – и расследование. Тут уж на неопытность не спишешь. Если б я только представлял, что он затевает, ни за что участвовать не стал бы. По крайней мере, нынче утром я совершенно уверен, что не стал бы вчера вечером. Тьфу, запутался совсем. Еще неизвестно, как дело обернется для капитана «Белгравии». Что уж о вашей репутации говорить. Разумеется, вы действовали в соответствии с приказом. С точки зрения закона вы чисты. А все-таки пятно будет. До конца жизни, как только вас помянут, кто-нибудь непременно переспросит: «А не тот ли это Краучбек, который в сороковом году под Дакаром репутацию угробил?» Впрочем, вам-то от этого ни холодно ни жарко, правильно я понимаю? Вас теперь из Полка исключат, ваше имя нигде больше не мелькнет. Ладно, берите голову, пойдем к бригу.

Ричи-Хук лежал один в офицерской палате, свеженачищенный мачете занимал почетное место подле хозяина.

– Небезупречный удар, – посетовал Ричи-Хук. – Черномазый болван первым меня заметил – пришлось швырнуть в него гранату, потом по бушам шарить в поисках головы, а уж потом постараться, чтоб срез был ровный. А скажите, Краучбек, вам понравилось бригадиром командовать?

– Бригадиры – они недисциплинированные, сэр.

– Стычка слова доброго не стоила. Впрочем, для первого раза вы совсем неплохо смотрелись. Правильно я расслышал – в какой-то момент вы мне трибуналом угрожали?

– Угрожал, сэр.

– Никогда больше так не делайте, Краучбек, особенно на поле боя, за исключением случаев, когда при вас имеется конвоир для сопровождения арестованных. Знавал я одного одаренного молодого офицера. Так вот он тоже трибуналом погрозил, а его раз – и из «Ли-Энфилда» в упор. Кстати, где мой кокос? – Гай вручил бригадиру голову, завернутую в ткань. – Каков красавец, а? Обратите внимание на зубы. Это же не зубы – это зубищи! Не каждый день такие экземпляры попадаются. Черта с два я его пошлю командиру оперсоединения. Нет, я его высушу и заспиртую – будет мне забава, пока на ноги не встану.

– А ему известно, что вы мне говорили, сэр? – спросил Гай, когда они с подполковником Тиккериджем вышли из палаты. – Насчет прескверной истории?

– Конечно. Таких историй у него на счету великое множество. На всю британскую армию хватило бы.

– Думаете, он и на сей раз выпутается?

Подполковник Тиккеридж посерьезнел, помрачнел лицом.

– Возраст у него критический. На enfant terrible наш бриг уже не тянет, на фигуру национального масштаба – еще не тянет. Эта история положит конец его карьере. Во всяком случае, он так считает, а ему лучше знать.

* * *

Побережье скрылось в тумане. Одно за другим от прикрытия отделялись суда. Военные корабли торопились на другие задания – кроме подбитых, которые с трудом допилили до саймонстаунских сухих доков. Силы Свободной Франции – в их составе славная маленькая «Белгравия» – продолжали миссию по разбиванию цепей. Два судна с бригадой алебардщиков причалили в британском колониальном порту. Никто не расспрашивал Гая о злополучной ночной вылазке – видимо, причиною была деликатность. Все знали: произошло что-то внеплановое, однако любопытство свое скрывали. Сержант уверял Гая, что ни в сержантской столовой, ни в помещениях для рядовых разговоры на эту тему не ведутся. Бригадира отправили на берег, в госпиталь. Бригада приступила к выполнению своих обычных обязанностей – стала ждать приказа.

7