Минуло три недели. Указаний не поступало. Алебардщиков высадили на берег, «Белгравия» уплыла. Модная тактика рассредоточения еще не достигла Западной Африки. Палатки ставились стройными рядами в пустыне, в пяти милях от города[48]
, в нескольких ярдах от моря. Специалист по тропическим болезням остался на корабле, и бесчеловечные меры предосторожности, им настоятельно рекомендованные, тут же были забыты. Офицерам разрешили уезжать на отдых во внутренние районы. Эпторп рванул одним из первых. В город никого не пускали; впрочем, никому туда и не хотелось. Годы спустя, за чтением «Сути дела», Гая слегка потряхивало при мысли, что в это же самое время в этих же самых краях прототип Скоби[49] с усердием занимался таможенным досмотром кораблей нейтральных стран и ночевал в убогом бунгало. Не будь у алебардщиков своего капеллана-католика, Гай, пожалуй, сходил бы к падре Рэнку[50] и исповедался в прогрессирующей лени, одном прискорбном случае злоупотребления спиртными напитками и упорном нежелании простить врагам своим вылазку, которую про себя называл «Операция „Труслав“».Новости из Англии были сплошь о бомбежках. Отдельные солдаты по этому поводу тревожились; большая часть утешалась слухом, которым полнилась земля, будто захватчики в Англии действительно высадились, но были изгнаны, и что Ла-Манш запружен их обугленными трупами. Алебардщики занимались строевой подготовкой, проводили учения, купались, оборудовали стрельбище – все без малейшего представления о собственном будущем. Версии выдвигались разные: что полк продержат здесь до конца войны, и их задача – быть в боевой готовности, хранить моральный дух и упражняться в стрельбе; что полк отправят в Ливию, причем через мыс Доброй Надежды; что задача полка – не допустить оккупации Азорских островов.
Через три недели доставили авиапочту. Большая часть писем была отправлена прежде, чем алебардщики отчалили от родных берегов, но имелся и пакет недавний, с официальными сообщениями. Леонард по-прежнему числился во втором батальоне и ждал приказа о переводе. Теперь стало известно, что он погиб во время бомбежки, будучи в увольнительной в южной части Лондона. Также пришел приказ об откомандировании Гая. Гаево присутствие требовалось на дознании по делу об участке А, каковое дознание пройдет в Англии, как только бригадир Ричи-Хук будет транспортабелен.
Еще назначили нового бригадира. Не успев вступить в должность, он послал за Гаем. То был моложавый, полный, усатый, добродушный человек; дело о вылазке на участок А смущало его. Гай, хотя прежде нового бригадира не видел, узнал бы в нем алебардщика и без того, чтоб разглядывать ослепительные пуговицы.
– Вы – капитан Краучбек?
– Лейтенант, сэр.
– А в списках проходите как капитан. Надо будет уточнить. Наверно, вас повысили уже после отплытия из Великобритании. Впрочем, к делу это не относится. Вы, конечно, понимаете, чин был временный, только пока вы командовали ротой. Должен вас огорчить: вы больше не ротный.
– Означает ли это, что я под арестом, сэр?
– Боже сохрани, нет, конечно. То есть не совсем под арестом. В смысле, вас вызывают на дознание, а не под трибунал отдают. Командующий оперативным соединением принял дело слишком близко к сердцу. Впрочем, до трибунала вряд ли дойдет. Моряки тоже уперлись, но о них вообще разговор отдельный. Мое мнение – вы невиновны; учтите, это строго между нами. Насколько я понял, вы просто выполняли приказ. Будете пока при моем штабе, строевым офицером. В Англию поедете, когда Бен – то есть бывший бригадир – сможет передвигаться. Попробую выбить для вас гидроплан. А пока ждите. Скоро понадобитесь.
Гай ждал. Капитанство как пришло, так и ушло, без его ведома.
– Кстати, чин капитана – это плюс шесть-семь фунтов к жалованью, – заметил помощник начштаба по тылу. – Вот интересно, почему приказа о надбавке не было. Могу, конечно, рискнуть выплатить вам разницу, если нужда есть.
– Большое спасибо, – растрогался Гай. – Нужды нет.
– И впрямь, на что здесь тратить? Но вам обязательно все до последнего пенни выплатят, рано или поздно, в Африке или еще где. Армейское жалованье – оно что налоговый инспектор: из-под земли достанет.
Второй батальон вздумал устроить Гаю пышные проводы с выпивкой, но Тиккеридж не позволил.
– Вы, Гай, через пару дней вернетесь, – заверил он.
– Точно? – переспросил Гай, когда они остались одни.
– Ну, пари заключать я бы не стал.
Тем временем от Эпторпа и об Эпторпе приходили вести прямо-таки пугающие.
Эпторп, как уже было сказано, углубился во внутренние районы страны. Оттуда, перевираемое полуграмотными туземными телефонистами, сообщалось, в частности, следующее: «Капитан Эпторп приносить звинения болен прозба продлить увольнительная».
Два дня спустя в медсанчасть пришло длинное и маловразумительное сообщение с требованием выслать лекарства. В следующем сообщении Эпторп настаивал на немедленном выезде к нему специалиста по тропическим болезням (который давно уплыл). Потом наступило затишье. Наконец, за пару дней до авиапочты, Эпторп прибыл собственной персоной.