Джек подумал, что даже если он никогда в жизни больше не увидит эту береговую линию, то совершенно не расстроится. Здесь словно поселился какой-то водоворот, который раз за разом затягивал их обратно, или то было эхо голосов, ее и его. Если бы не злополучные голоса в том странном тумане, они бы давно уехали. Сложись все так, он был бы рад. Им нужно было убраться с этого проклятого озера раз и навсегда, спуститься вниз по реке, добраться до деревни и телефона, свалить к чертовой матери из этих краев, которые, казалось, одаривали путешественников одними только несчастьями.
Джек верил в удачу. В значение наугад вытянутой из колоды карты, которое затем направляло жизнь в ту или иную сторону. Скольжение одинокого копыта по камню, звук двух голосов в тумане. Он верил в нее так же сильно, как в любое другое абстрактное понятие, как, например, верность или усердие. Иногда путь, который тебе навязывала случайность, был не таким расплывчатым, как рассеянно указанное взмахом руки направление; иногда он оказывался отлитым из стали и неумолимым, как полотно рельсов. И иногда единственным способом сойти с рельсов и проложить новый курс было потерпеть крушение. Прямо сейчас им нужна была скорость. Прислоненный к ногам карабин приносил ему некоторое утешение; он тоже может понадобиться.
Они попали в поток легкого ветра и показали хорошее время на уже знакомой дистанции. Почувствовали ускорение течения, когда подплыли к устью реки. Миновали широкий поворот и прижались к правому берегу. Затем они обогнули выступ скальной породы и увидели плоскую линию горизонта водопада, а за ней верхушки деревьев внизу, и тот самый пляж, знаменующий начало пешего перехода, и ручей, и просвет в ивах, по которому они двигались. Им ничего не оставалось, кроме как править в ту сторону. Джек повернулся на сиденье, спросил:
– Ты сам справишься?
Течение несло их не слишком быстро, поэтому Винн ответил:
– Конечно.
Тогда Джек убрал весло себе за спину и взялся за ружье.
Никаких признаков лодки. Ни на пляже, ни в тени тропы. Они подплыли ближе, вытащили каноэ на берег; Джек сказал женщине, что они отойдут всего на минутку, разведают местность, что с ней все будет в порядке, и она моргнула в ответ. Общение с ней походило на прием сигналов семафора: «Да» или «Нет». Джек вскинул карабин, и они потрусили вниз по тропе.
По следам в грязи несложно было угадать, где он тащил свою лодку волоком. Быть может, он перенес ее поближе к лагерю на утесе перед хижиной. Его каноэ было из полиэтилена, тяжелого, похожего на пластик материала, производимого фирмой «Олд Таунз»; перетаскивание по грязи и гладким камням никак не могло ему повредить.
Они поспешили вниз по теперь уже протоптанной тропинке, выскочили на поляну. И тут же остановились, как вкопанные. Потребовалась секунда, чтобы охватить всю картину: там, на краю обрыва, где раньше высилась груда снаряжения, теперь была россыпь мусора, порванные упаковки из сублимированной фольги валялись в траве, две синие пластиковые бочки были вскрыты когтями и рассыпали свое содержимое, две другие бочки… исчезли. Те, в которых хранилась одежда и кухонные принадлежности, брезент, сковородки, теплые сухие штаны и куртки, гидрокостюмы – они пропали. Джек выругался.
– Медведь. Господи Иисусе, – выдохнул Винн.
Джек ничего не сказал. Он подошел к разорванным бочонкам из-под еды, откинул крышку носком ботинка. Поцарапанная и искореженная. Он присел на корточки, приподнял бочонок: пусто. То же самое и с другим. Макароны разбросаны по сорнякам, пластиковый пакет с застежкой-молнией порван. Снаряжение находилось в шести футах от края скального выступа, возвышающегося над водопадом. Может быть, немного ближе. Что бы это ни было, оно, очевидно, столкнуло две бочки с несъедобной поклажей со скалы. Одна из крышек лежала, поблескивая на солнце. Она была расколота и выгнута.
Оба продолжали хранить тягостное молчание. Напрашивались неутешительные выводы: им оставалось сплавляться по реке еще как минимум десять дней, а еды в их аварийном ящике не было никакой, помимо скромного двухдневного запаса; к тому же с ними был еще один раненый человек и не было дополнительной теплой одежды. Даже гидрокостюмы и крышка, которая не пропускала воду в лодку, исчезли. Винн присвистнул, издал длинный, скользящий вниз выдох. Через минуту он сказал:
– Похоже, нам не стоило оставлять еду без присмотра в стране медведей.
Джек выпрямился, позволил своему взгляду рассеяно блуждать по поляне. Затем он прошелся вдоль ее периметра, петляя среди обломков.
– О чем задумался, кэп? – спросил Винн.
– Дай мне минутку.
Винн, разумеется, дал. Он наблюдал за тем, как Джек прокручивает в уме случившееся здесь. Наконец, Джек сказал:
– Я не вижу медвежьих следов.
– Здесь сухо, под солнцем, – ответил Винн, – Одни камни и кусты.
– Ага, но знаешь, даже если этикетка содрана, все равно видно, куда она была наклеена. Типа того. Я не знаю, – Джек поднял крышку, – Ты когда-нибудь видел контейнер, разорванный медведем?
– Нет.
– А я видел.