Огонь под пеплом

Поспав несколько часов, он справился о здоровье императрицы. Пока ничего. В шесть утра на дверях дворца вывесили бюллетень, подписанный Корвизаром: "Ее Величество Императрица начала испытывать вчера вечером, около восьми часов, предродовые боли. Ночью они утихли и на рассвете почти прекратились. Ее Величество чувствует себя превосходно. 20 марта 1811 г." Рядом с Марией-Луизой дежурил Антуан Дюбуа, в которого Наполеон верил почти так же, как в Корвизара. В Египте Дюбуа командовал сотней полевых хирургов, сам оперировал в Александрии генерала Клебера (которого потом зарезал турок), генерала Мену и отважного Лассаля; больницу в предместье Сен-Дени называют "Лечебницей доктора Дюбуа". Год назад он сделался из хирурга акушером, сменив своего покойного друга Бодлока, который принимал роды у Каролины и Гортензии. Самому Дюбуа, впрочем, в личной жизни не везло: он трижды овдовел, а с четвертой женой развелся, у него всего один сын. Но говорят ведь, что сапожник без сапог…

Не раньше полудня… О, как тягостно ожидание! Не зная, чем еще успокоить разыгравшиеся нервы, Наполеон погрузился в ванну. И в это время к нему ворвался Дюбуа: воды отошли слишком рано, ребенок лежит неправильно, роды будут сложными… Кое-как одевшись, Наполеон поспешил к жене.

Мария-Луиза громко, надрывно кричала, несмотря на все увещевания придворных дам: терпите, криком вы отнимаете у себя силы! Дюбуа стоял на коленях у кровати, глядя роженице между ног; его лысина в оборочке из кудряшек взмокла от пота.

— Чего вы ждете? — нетерпеливо бросил ему Наполеон после очередного вопля жены. — Почему вы не помогаете императрице? Разве еще не время?

— Сир, я не могу начать без Корвизара.

— Зачем он вам? На что вам Корвизар? — Наполеон готов был ударить этого труса. — Если вам нужен свидетель вам в оправдание, то вот он я! Дюбуа, я приказываю вам разрешить от бремени императрицу!

Шейка матки еще недостаточно раскрыта… Но уже ясно, что ребенок лежит бедром вперед. Тазовое предлежание… Бодлок описал этот редчайший случай в своей книге "Искусство родовспоможения". Наморщив лоб и глубоко дыша, Дюбуа пытался вспомнить советы учителя… Шейка раскрылась! Наружу выпал сизый, склизкий, упругий жгут — пуповина. О чёрт! Он не взял с собой ножницы!

— Дайте мне чистую подвязку! — крикнул врач.

Дамы смущенно переглянулись; требование передали лакею. Текли томительные минуты, Мария-Луиза кричала не переставая, плод не двигался и не шевелился… Запыхавшийся мальчишка-посыльный принес две шерстяные подвязки, которые ему дали в привратницкой; одной из них Дюбуа перетянул пуповину, другой связал ножки младенца и потянул на себя.

Без четверти девять… О, как здесь была бы сейчас кстати мадам Лашапель! Но дворцовый протокол запрещает присутствие повитух при родах императрицы. Кто только выдумал эти протоколы! Хорошо, что Корвизар уже пришел, одно его присутствие успокаивает… Ножки вышли, и тельце до самых лопаток… Какой упитанный младенец… мальчик… Голова застряла! О господи!.. Положив тельце на подставленные руки доктора Овити, Дюбуа встал и подошел к императору.

— Кого вы желаете спасти — мать или ребенка? — негромко спросил он.

— Не сходите с ума! Конечно, мать! Думайте только о матери! — ответил Наполеон громким шепотом. — У природы свои законы; считайте, что это мещаночка с улицы Сен-Дени. Поступайте так, как будто это сын башмачника!

Увидев щипцы в руках Дюбуа, Мария-Луиза завизжала:

— Нет, нет, вы хотите убить меня!

Корвизар, лейб-хирург Иван и герцогиня де Монтебелло крепко держали ее за руки и за ноги, пока Дюбуа осторожно вводил ложки щипцов собственного изобретения. Роженица рыдала в голос. Бледный Наполеон отпустил ее руку и выбежал в уборную, не в силах этого вынести.

Получилось! Синеватое тельце завернули в пеленку и положили на пол; потерявшую сознание императрицу приводили в чувство; Дюбуа сел на стул, чувствуя, что сам сейчас хлопнется в обморок; его руки дрожали так, что он не мог налить себе воды из графина, к горлу подкатывала тошнота… Про ребенка вспомнил Корвизар. Приник ухом к его груди, начал растирать, тормошить, разводить ручки в стороны… Овити пришел к нему на помощь: он был как раз специалистом по новорожденным. Младенец издал первый крик; Иван метнулся в уборную звать императора.

В комнату впустили придворных, начались ахи и охи. Наполеон держал в руках свое сокровище (целых девять фунтов!) и плакал, не скрываясь.

— Где он? — раздался слабый голос императрицы.

Муж подошел, положил кричащего младенца ей на грудь, чтобы она могла обнять его, прижался мокрой щекой к ее щеке — их слезы смешались. Графиня де Монтескью, назначенная гувернанткой императорских детей, забрала ребенка, чтобы показать его архиканцлеру Камбасересу, а потом передала кормилице, которую выбрали из тысячи ста кандидаток. Камбасерес продиктовал секретарю свидетельство о рождении римского короля.