Огонь под пеплом

Измученная Мария-Луиза спала так крепко, что не слышала пушечной пальбы, приветствовавшей появление на свет наследника престола. Остановившись на улице, бросив все дела или проснувшись после бурной ночи, парижане считали выстрелы: девятнадцать… двадцать… двадцать один… двадцать два! Ура! Это мальчик! Отовсюду слышались аплодисменты, а салют продолжался: для девочки ограничились бы и двадцатью выстрелами, но мальчику полагался сто один!

Смолкшую пальбу подхватил колокольный перезвон: все парижские церкви сзывали прихожан на молебен, чтобы вознести хвалу Господу. Ремесленники выбегали из мастерских, торговки закрывали свои лавочки — в несколько минут улицы, набережные, площадь Карусели, сад Тюильри оказались заполнены густой толпой; люди пели, плясали, кричали "ура!".

Все морщины на лице Дюбуа проступили отчетливей, его лысина стала матовой, в уголках губ застряла слюна.

— Мне больно говорить об этом, сир, но… ее величество вряд ли сможет родить еще раз.

Наполеон молча обнял его, постоял так, потом отпустил и быстрым шагом ушел к себе. Дворцовый казначей получил собственноручную записку от императора: выдать Антуану Дюбуа сто тысяч франков.

Привет тебе, о месяц достославный,
Счастливой вечности явивший нам залог!
Восславься, Цезарь, что десницею державной
На сына Марсов возложил венок!

Этот экспромт Дезожье в тот же вечер декламировали во Французском театре.

Оды, куплеты, эстампы, гравюры — типографские прессы работали в полную силу, хотя никто из авторов понятия не имел, как выглядит младенец, здоров ли он и на кого похож. А существует ли вообще это дитя? — тотчас задались вопросом в Сен-Жерменском предместье. И вот уже по Парижу побежали слухи о том, что беременность Марии-Луизы была ложной, ведь всем известно, что Наполеон бесплоден…

Тем временем архитекторы Персье и Фонтен трудились над проектом грандиозного дворца — "кремля, в сто раз красивее, чем в Москве, с огромными садами, больше, чем в Версале и обоих Трианонах, вместе взятых", — который император хотел возвести для своего сына на холме Шайо, напротив Марсова поля. Кстати, на строительстве потребуется множество рабочих рук — вот и решение проблемы безработицы. Зато от храма Славы на месте церкви Св. Марии Магдалины, которую не могли достроить уже сорок пять лет, Наполеон в конце концов отказался. После победного завершения Польской кампании он намеревался открыть там зал Великой Армии, начертав на стенах святилища имена всех своих солдат до единого. Ах, каким наивным романтиком он тогда был… "Мне не нужны кумиры, — объявил император архитекторам. — Пусть храмы караулят священники".

32

Часов в одиннадцать Александр засобирался в дорогу: по ночам еще морозно, полозья легко скользят, не цепляясь за бревенчатый настил, в кибитке можно поспать, к утру он будет уже в Вышнем Волочке. Сестра с мужем и гости вышли провожать его на крыльцо; садясь в кибитку, государь еще раз улыбнулся Екатерине и Георгу, скользнул взглядом по чете Оболенских, увидел высокого Карамзина и отвернулся. Возница хлестнул лошадей, снег заскрипел под полозьями.