Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Тут сечь была, вели гульбу майданы,
казацкие дымились курени,
тут спорили с серьмягами жупаны,
и пели песни гордые они.

А ныне все укрыли баклажаны,

картошка, огурцы, где ни взгляни,
деды лишь да могильные курганы
припоминают канувшие дни.

Смотри на север: там стальные своды

легко коснулись голубых небес
и рассекла стена живые воды.

А на горе вздымаются заводы.

То новый дух степей, то Днепрогэс,
то грозный властелин природы.

1930

ГОРОД ГРЯДУЩЕГО

Круги, прямоугольники, квадраты;
среди бетона, стали и стекла
радиомузыка и автоматы,
а надо всем — победный знак числа.

Везде сады. Убранства их богаты,

и переливчато роса в траве легла,
с небес лазурных заревом заката
свисает золотисто мушмула.

Тут все — одна семья, где не слыхали

угрюмых слов: застенок, плаха, кат,
где радости труда, а не печали,

предательства кинжал не обнажали,

где каждый равен — среди братьев брат,
а силу власти — разуму отдали.

1930

«Вставай на путь суровый и негладкий…»

Вставай на путь суровый и негладкий,
не спотыкайся, не гляди назад.
Уже ноябрь холодный, хмурый, хваткий
с берез, с дубов сорвал скупой наряд.

Стальною дымкой затянуло дали,

и сквозь нее столбы дымов встают.
И не желтеют мальвы там в печали,
а труд и песня в пламени цветут.

Круши скалу традиций вековую,

прах несвободной жизни отряхни.
Кто выпил чашу пенную, хмельную,
тому уж нет пути в былые дни.

1930

«Спустившись в глуби, в сумраке печальном…»

Спустившись в глуби, в сумраке печальном
шахтер привычно, как подземный гном,
в породе горной движется с кайлом,
руду ли, уголь рубит в штреке дальном.

Не сном химерным, вымыслом астральным,—

а в домн огне, в Гольфстриме золотом
руда легко расплавится, потом
железом станет в гимне триумфальном.

Поэт, не бойся жизни глубины,

бросайся в будней шум из тишины,
и ты добудешь драгоценный камень.

Грани, шлифуй свой радужный опал,

вложи всю душу — пусть играет пламень
для всех людей — вот высший идеал.

1930

VICTORIA REGIA

Три ночи ты, в своей поре прекрасной,
цветешь, расправив на воде листы,
округлые, большие, как щиты,
и посреди цветок крестообразный.

Белеешь, словно снег в горах алмазный,

ну а потом в зените красоты
вдруг розовеешь, как фламинго, ты
и, наконец, зарей пылаешь ясной.

Вот — дивный путь моих метаморфоз

среди метелиц, ураганов, гроз,
играющая радугой триада.

Мой первый цвет — лилейный звон равнин,

второй — раскрылся светлой розой сада,
а третий — страсти пламенный рубин.

1930

НА МОГИЛЕ РУДАНСКОГО

Майфетову и Зерову