Окно выходит в белые деревья...

Само упало яблоко с небес
или в траву его подбросил бес?
А может, ангел сбил крылом с ветвей
или столкнул руладой соловей?

Ударился о землю нежный бок,

и брызнул из него шипящий сок,
прося меня: «Скорее подбери…» —
чуть зазвенели зернышки внутри.

Светясь, лежало яблоко в росе,

и не хотело быть оно, как все,
и отдыхало телом и душой,
как малая планета на большой.

А в трещину его, ничуть не зла,

оса так вожделеюще вползла,
и, яблоко качая на весу,
с ним вместе внес я в комнату осу.

И, вылетев из яблока, оса

на разные запела голоса,
как будто золотинка жизни той,
где жало неразлучно с красотой.

Но чем больнее времени укус,

тем вечность обольстительней на вкус.

1995

ДВА ВЕЛОСИПЕДА

Что сигналили вспышками
                              велосипедные спицы
всем далеким планетам
                             с тропы в изумленном лесу?
Что подумали бабочки,
                            чуть не разбившись о лица?
Что с утра загадали педали,
                            с травы собирая росу?
Что летящие по ветру девичьи волосы пели
под шипение шин по тропе
                           и под пение птах?
Что там делают два заплутавших велосипеда,
на боку отдыхая
                          в подглядывающих цветах?
И молочные сестры-березоньки
                          шепчутся простоволосо,
и, как будто бы сдвоенная душа,
                          двух нежнейше обнявшихся велосипедов колеса
продолжают вращаться,
                          о воздух смущенный шурша.
И уходит на цыпочках в чащу
                          медведь косолапый,
увидав, что за игры сейчас
                          эти двое в траве завели,
и в звонок на руле
                          забираются самой тишайшею сапой
муравьи,
               словно рыжие крошечные звонари.
Это ты,
              это я,
                        только под именами другими,
ненасытно прижались к земле
                         и — щекою к щеке,
будто мы от планеты себе островок отрубили
и упали друг в друга
                        на этом ромашковом островке.
И когда нас не будет —
                                           любовь нам придумает
                                                                                   каждому новое имя,
и мы въедем на велосипедах не в смерть,
                          а в иное совсем бытие,
снова ты,
                снова я,
                               только под именами другими,
и прижмемся к земле,
                                       и земля не отпустит с нее.

7-8 августа 1995

Самолет Милан — Палермо, Санта-Флавия

ТРИ ФИГУРКИ

По петрозаводскому перрону,
зыбкому, как будто бы парому,
шла моя любимая с детьми.
Дети с ней почти бежали рядом
и меня упрашивали взглядом:
«Папа, ты на поезд нас возьми…»

Что-то в тебе стало от солдатки.

Все разлуки, словно игры в прятки.
Вдруг потом друг друга не найти?
Женщины в душе всегда готовы
молча перейти из жен во вдовы,
потому их так пронзают зовы
железнодорожного пути.

На перроне, став почти у края,

три фигурки уменьшались, тая.
Три фигурки — вся моя семья.
Монументы — мусор, как окурки.

Что осталось? Только три фигурки —

родина предсмертная моя.

1995

ГДЕ ДОРОГА ДОМОЙ?