Я приду в двадцать первый век.Я понадоблюсь в нем, как в двадцатом,не разодранный по цитатам,а рассыпанный по пацанятамна качелях, взлетающих вверх.Век, воспитанный мной без ремня,вскину к небу, скрывая одышку,как в соплях и надеждах мальчишку,так похожего на меня.Я прорвусь в двадцать первый век,к сожалению, не ребенком,но не тем старикашкой-подонком,что ворчит в озлобленье на всех.Дотянусь в двадцать первый век,до его синевы изумленной,словно сгнившего дерева ветвь,но оставшаяся зеленой.Как на матч, где сплошные Пеле,в двадцать первый протиснусь, протырюсь,где беспаспортность и беспартийность,бесправительственность на земле.К двадцать первому веку пробьюсьи узнаю — ни с кем не сравнимых —всех моих ненаглядных любимыхв ликах царственно плавных бабусь.Все товарищи мои там,в двадцать первом, как в юности ранней,в теплой библиотеке дыханий,как по полкам, по чьим-то устам.Век двадцатый — убийца и тать,но он знал, что такое книга.Двадцать первый, а вдруг ты — барыгаи умеешь лишь деньги листать?Вдруг ты сам себя жлобством заел,самоедством безлюбья, бесстрастья,и скучища смертельная счастьявсех смертельных несчастий взамен?Вдруг ты просто зазнайка, нахал,и о нас, тебе вырвавших волю,в четверть уха лишь еле слыхал?Я тебе быть глухим не позволю.Я приду к тебе, будто бы к полю,где когда-то по скалам пахал.И в поэзию новых времен,в разливанное многоголосьея по пояс войду, как в колосья,и они отдадут мне поклон.15 ноября 1995
«Не разлюбил я ни одной любимой…»
Не разлюбил я ни одной любимой,Но был на прегрешенья неленивый.Не предавал ни разу в жизни друга,А лишь себя, но это не заслуга.Я не убил за жизнь мою ни клушки,А время убивал — почти из пушки.Минуты убиенные, как трупы,Сложились в годы… Боже мой, как глупо…Я стольких спас по тюрьмам и по зонам,Да вот подсчет спасательствам — позорен.Но я не спас так многих и так много,И я боюсь прямого взгляда Бога.3 июня 1996Поезд Москва — Петрозаводск