Око небесное

– Да, мы все сюда ходили выпить пива. Когда я еще работал на полковника Эдвардса.

– А-а, – сказала Марша. – Да, теперь я вспоминаю. Ты упоминал это заведение.

Лоус вернулся с четырьмя бутылками Golden Glow и аккуратно присел.

– Угощайтесь, – сказал он спутникам.

– Вы ничего не замечаете? – сказал Хэмилтон, отхлебнув пива. – Гляньте на детишек.

То здесь, то там в сумерках бара виднелись подростки. Хэмилтон удивленно наблюдал, как к бару подошла совсем юная девочка, по виду не старше четырнадцати. Это было что-то новенькое, он такого не помнил. Такого не было в настоящем мире… который казался таким далеким. И эта коммунистическая фантазия тоже расплывалась вокруг него, неясная и почти неощутимая. Бар с его рядами бутылок и бокалов виделся как нечеткое пятно. Пьющие подростки, столы, пустые бутылки – все это сливалось в мутную тьму, в которой терялся даже дальний конец зала. Не видны были даже знакомые неоновые буквы М и Ж.

Прищурившись, он всмотрелся из-под ладони. Очень, очень далеко, где-то за столиками и клиентами, ему удалось заметить невнятный отблеск красного света. Это и были те буквы?

– Что там написано? – спросил он Лоуса, показывая пальцем.

Лоус прочел, двигая губами:

– Там написано «Аварийный выход». – Через мгновение он добавил: – Это висит на стене Беватрона. На случай пожара.

– А по мне, больше похоже на М и Ж, – сказал Макфайф. – По крайней мере, всегда так было.

– Привычка, – сказал ему Хэмилтон.

– Почему эти детишки пьют? – спросил Лоус. – Да еще наркотики. Глянь только на них: точно траву курят, зуб даю.

– Кока-кола, наркотики, спиртное, секс, – перечислил Хэмилтон. – Моральное разложение капитализма. И работают они наверняка в урановых шахтах. – Ему не удалось замаскировать горькую иронию в своих словах. – А вырастут – станут бандитами и будут носить обрезы.

– Чикагскими гангстерами, – уточнил Лоус.

– А потом в армию, чтобы убивать крестьян и сжигать их хижины. Вот такая у нас система, такая у нас страна. Питомник убийц и эксплуататоров. – Обернувшись к жене, он переспросил: – Я все верно говорю, милая? Дети на наркоте, капиталисты с кровью на руках, голодающие бездомные, что роются по помойкам…

– Вон твоя подружка идет, – тихо сказала Марша.

– Моя? – Хэмилтон удивленно обернулся в кресле.

Сквозь тени к ним торопилась стройная и гибкая блондинка с чувственно приоткрытыми губами и вьющимися по плечам локонами. Сперва он не узнал ее. На ней была блузка на шнуровке, с глубоким вырезом и существенно помятая; на лице горел многослойный макияж. Разрез на облегающей юбке доходил почти до бедер. Чулков на ней не было, и босые ноги были обуты в поношенные туфли на невысоком каблуке. Грудь у нее была неимоверной величины. Когда она подошла к столу, его окутало облако ее духов и теплоты… сложная смесь запахов, пробудившая не менее сложные воспоминания.

– Привет, – сказала Силки низким хрипловатым голосом. Нагнувшись к нему, она легко коснулась губами его виска. – Я ждала вас.

Хэмилтон встал и уступил ей кресло.

– Присаживайся.

– Спасибо. – Усевшись, Силки обвела взглядом стол. – Здравствуйте, миссис Хэмилтон. Привет, Чарли. Доброй ночи, мистер Лоус.

– Позвольте один вопрос? – коротко спросила Марша.

– Безусловно.

– Какого размера бюстгальтер вы носите?

Абсолютно не стесняясь, Силки стянула вниз свою блузку, обнажив великолепную грудь.

– Я ответила на ваш вопрос?

Бюстгальтера она не носила.

Зардевшись, Марша отступила.

– Да, спасибо.

Глядя в беззастенчивом восхищении на гигантскую, волшебным образом стоящую грудь девушки, Хэмилтон изрек:

– Я считаю, что бюстгальтеры есть форма капиталистического обмана, предназначенная для того, чтобы вводить в заблуждение массы.

– Ага, массы, конечно, – автоматически съязвила Марша, но ругаться ей явно расхотелось. – Наверное, трудно искать что-то, что вы уронили, – все же попыталась она поддеть Силки.

– В коммунистическом обществе, – объявил Лоус, – пролетариат никогда ничего не роняет!

Силки рассеянно усмехнулась. Ощупывая свою грудь длинными наманикюренными пальцами, какое-то время она сидела в глубокой задумчивости. Затем, пожав плечами, она вновь подняла свою блузку, разгладила рукава и положила ладони на стол.

– Что нового?

– У нас позади великая битва, – сказал Хэмилтон. – Кровожадный вампир с Уолл-стрит против героических, ясноглазых, радостно поющих рабочих.

Силки взглянула на него неуверенно.

– И кто побеждает?

– Ну, – признался Хэмилтон, – стая лживых фашистских гиен уже почти погребена под горящими слоганами.

– Глянь-ка, – вдруг сказал Лоус, указывая куда-то. – Видишь, вон там?

В углу бара стоял автомат по продаже сигарет.

– Помнишь? – спросил Хэмилтона Лоус.

– А как же.

– А вон и второй. – Лоус указал на автомат по продаже конфет на противоположной стороне бара, почти скрытый в плывущих тенях.

– Помнишь, что мы с ним сделали?

– Помню. Мы заставили эту штуку наливать самый лучший французский коньяк.

– Мы собирались поменять общество, – сказал Лоус. – Собирались изменить мир. Только подумай, Джек, чего бы мы могли добиться.

– Думаю.