Октябрь. Память и создание большевистской революции

Местные бюро подхватили призыв. Ярославский Истпарт заверил уездные и районные комитеты партии в важности проводимой работы и подчеркнул, что партийные кружки в клубах и ячейках, а также школы политграмоты должны подключиться к изучению истории партии и добиться того, чтобы все участвующие «ясно понимали и сознавали всю важность изучения прошлого опыта революционной борьбы в интересах настоящего»[649]. Достичь этого, по мнению бюро, можно было, разъясняя при каждом удобном случае значение этой работы, собирая все необходимые исторические документы и организуя выставки, музеи и библиотеки. Кроме того, следовало назначить специальных представителей для организации ячеек по оказанию помощи в работе Истпарта и создать кружки по изучению «истории революционного движения и истории РКП(б)»[650].

В это время вечера воспоминаний, на которых собирались участники или современники определенных события для их обсуждения, стали важнейшими площадками для артикуляции памяти[651]. «Проведенные вечера воспоминаний считаем весьма удачными, – отмечал Истпарт Украины, – ибо целые заводы принимали участие в их организации»[652]. Казанское бюро отмечало, что ярким моментом его деятельности на первых порах была организация вечеров воспоминаний, которые «невольно» заставляли даже чрезвычайно замкнутых людей «рассказывать свои истории»[653]. Но не везде вечера воспоминаний проходили успешно. Так, например, руководитель Самарского бюро жаловался, что они были организованы очень плохо и давали мало материала[654].

Создание оппозиции

Но усилия партии не сосредоточивались только на том, чтобы дать определение большевистской партии и большевизма – эффективным оказалось описание также того, чем она не являлась. Проект Истпарта строился в первую очередь на создании партийных и классовых категорий, что предполагало противопоставление партии большевиков и рабочего класса (или, в более широком смысле, «трудящихся») с одной стороны и всеми другими политическими или классовыми группами – с другой. Терне, иностранный очевидец событий 1922 года в Советской России, осуждал насильственное, по его мнению, навязывание партийных категорий населению, подавляющее большинство которого не симпатизировало ни одной из партий. Он считал это кампанией по карикатурному высмеиванию запрещенных политических партий, далеко не пропорциональное их реальной угрозе:

У коммунистических художников выработались даже определенные шаблоны для таких карикатур: если нужно изобразить черносотенцев, то советские карикатуристы рисуют бравого генерала или пузатого мужика-кулака; кадет – обязательно индивидуум в визитке с цилиндром и толстым брюшком, с массивно золотой цепочкой (иногда та же фигура изображает капиталистов вообще), социал-демократы – это худой высокий интеллигент с взъерошенными волосами, с небрежно повязанным галстухом, с темными очками, со свертком бумаги под мышкой; тот же вариант, но с дымящейся бомбой в руках вместо свертка – означает эсера; иногда карикатуристы таким же образом изображают и анархистов, хотя обыкновенно у них анархист – это рыжий детина, в высоких сапогах и фуражке, с открытым ртом, с оскаленными зубами, в позе готового к прыжку с занесенной рукой, держащей дымящуюся бомбу [Терне 1922: 65–66].