Октябрь. Память и создание большевистской революции

Физическое подавление оппозиционных партий советским государством в первые месяцы после октября 1917 года привело к уничтожению организаций меньшевиков и эсеров внутри Советской России, хотя в краткосрочной перспективе они сохранялись как организационная угроза в некоторых регионах. Однако в течение 1920-х годов новый режим стремился установить жесткий контроль над меньшевистскими и эсеровскими версиями событий прошлого. Публикация за рубежом материалов о недавней истории, выходивших из-под пера членов иных партий, подстегивала усилия внутри Советской России. Политбюро партии создало ряд комиссий по изучению отдельных аспектов «преступной меньшевистской деятельности» до революции. В мае 1920 года для изучения «провокаторской роли меньшевиков в возбуждении стачек во время войны» была создана комиссия, в состав которой вошли партийные лидеры[655]. Суд над эсерами в 1922 году также стал частью процесса самоопределения[656]. Решения о публикации тех или иных работ эсеров или меньшевиков в Советской России принимались на высшем партийном уровне[657]. Вполне возможно, что «Социалистический вестник», издававшийся меньшевиками-интернационалистами в эмиграции, был обязательным чтением лидеров партии из-за критики Советской России. Однако минимальное распространение «Вестника» в стране – даже если допустить, что его передавали из рук в руки, – символизировало отсутствие организованной базы, с которой можно было бы бросить заметный идеологический вызов большевикам[658].

Таким образом, эти нападки были направлены не столько на существующие или предполагаемые меньшевистские или социалистическо-революционные организации, сколько на институциональную память меньшевиков и эсеров. Ведь именно в этой сфере большевистская партия постепенно обретала целостность. В результате «литературной дискуссии» меньшевизм тоже получил новое определение и за ним закрепился статус части более широкой «оппозиции», противостоящей неумолимому историческому развитию большевизма. «Далеко не все знают, – писал Каменев в 1924 году, – [но] 30-летняя история большевизма есть 30-летняя история его борьбы с меньшевизмом». Он противопоставлял это заявлению Троцкого в 1911 году, который назвал идею о том, что меньшевизм и большевизм пустили глубокие корни в пролетариате, «иллюзией». И как личный вызов Троцкому, добавил, что ленинизм выковывался не только в борьбе с меньшевизмом, но и «в постоянной систематической борьбе с троцкизмом», или, как он его называл, «маскировкой меньшевизма». Каменев считал своим «обязательным долгом» показать, что троцкизм появился в партии большевиков «не по отдельному данному вопросу, а… систематически в течение длинного ряда лет, на всех поворотах партийной истории» [Об «Уроках Октября» 1924: 6–7, 19, 7, 17].

В начале 1924 года Ольминский, тогда еще глава Истпарта, сообщил ЦК партии о своем решении «поставить на должную высоту изучение истории Р. К. П. и прежде всего – основных фактов борьбы большевизма с меньшевизмом»[659]. Через год Истпарт опубликовал сборник статей и писем 1903–1904 годов с целью изучения «сути борьбы большевизма с меньшевизмом (между II и III съездами партии)». Сборник представлял собой тщательно отобранные материалы, представлявшие дореволюционную политическую культуру России как определяемую последовательными и конкурирующими политическими партиями, и большевистской партией как определяющим элементом этой партийной культуры. В предисловии к сборнику Лядов разделил участников борьбы за власть в редакции «Искры» на «твердокаменных» и «мягкотелых». Если решительность Ленина порой изолировала его от партийного органа и ЦК – Лядов отмечал, что в Женеве в то время «литературных большевистских сил не было вовсе», – то его авторитет опирался на поддержку «большевиков-делегатов» II съезда и «большевистских организаций на местах» внутри России. Этот авторитет, намекал Лядов, старались подорвать «мелко-буржуазные (эс-эры) партии», а также «будущие меньшевики» и другие, кто «всегда переоценивал значение хорошо известной ему эмигрантщины». Еще сильнее ее подорвали, по мнению Лядова, менее решительные большевики в ЦК, которые пошли на компромисс с меньшевиками. Собравшись в Женеве, чтобы «действовать революционным путем», двадцать два большевика создали вместо ЦК Бюро комитетов большинства (БКБ) и использовали журнал «Вперед» в качестве «идейного центра большевизма». Таким образом, партия большевиков получила новое определение как группа лиц, чья легитимность измерялась не организационным большинством в старой РСДРП, а истинным революционным путем, который они выбрали. Свое предисловие Лядов закончил так: