В начале 1924 года центральный Истпарт похвалил себя за материалы, появившиеся в его журнале по ранней истории партии, и особенно за большой объем материалов о Ленине, но также добавил, что на местах было сделано гораздо меньше[673]
. Местные бюро были вынуждены опираться на небольшой объем личных воспоминаний или сохранившихся опубликованных источников и не обладали долгой институциональной памятью, которую могло бы обеспечить постоянное присутствие партии в их регионах. В результате связность изложения революционной истории региона достигалась таким образом, который центр, а нередко и их собственные местные лидеры, считали неприемлемым. Рецензируя хроники революционных событий, подготовленные несколькими бюро в середине 1920-х годов, центральный Истпарт забраковал многие из них из-за того, что они не использовали «партийный материал» и слишком сильно полагались на источники, исходящие от «враждебных органов». Эти факторы, как отмечалось в отзыве, привели к появлению хроник «не революции, а контрреволюции», в которых роль партии была «искажена» или плохо объяснялась[674].Более того, официальные обзоры как опубликованных, так и черновых работ ставили под сомнение саму способность индивидуальных воспоминаний, которые занимали столь заметное место в местных исследованиях 1905 года, уловить (не говоря уже о том, чтобы передать) ощущение организационной целостности или революционного движения
как такового. Секретарь издательства «Долой неграмотность» попросил Истпарт отредактировать рукопись брошюры по истории партии, написанной для крестьян. Брошюра подверглась критике за то, что в ней был «упущен ряд моментов» в истории партии. Также указывалось, что в ней «совершенно не освещено» существование некоторых разногласий между большевиками и меньшевиками на II съезде РСДРП в 1903 году, «недостаточно очерчено различие двух тактик» в социал-демократической партии в 1905 году и ничего не сказано о борьбе с «отзовизмом, ультиматизмом и примиренчеством» в годы реакции с 1907 по 1912 год. Наконец, в ней не был освещен «троцкизм в 1905 году»[675], что было уже идеологическим обвинением.Аналогичным образом другая работа, посвященная роли Ленина в революционном движении, была раскритикована за использование термина «движение
Р. С.-Д. Р. П. большевиков», за датировку начала меньшевизма 1896–1897 годами, за использование «неправильного» термина «рабоче-крестьянское движение» и за отсутствие упоминания о большевистской прессе. Показательной была критика о том, что большевистское движение, изображенное в работе схематично, «принимает уклоны, совершенно несоответствующие уклонам линии рабочего движения», и «неясно, каким событиям приурочивает автор “основные моменты революционного движения”: к съездам или к подъемам этого движения»[676]. Другой рецензент отметил, что сборник воспоминаний о тульских рабочих удачно передал «осознание классовой противоположности» того времени, а также то, как тульские рабочие «из класса в себе делаются постепенно классом для себя». Тем не менее работа отличалась «слишком индивидуалистическим и автобиографическим подходом», примером чему служили воспоминания, в которых автор описывает свое участие в «подпольном кружке» до 1905 года, но не дает никакой информации о самом кружке или влиянии его пропаганды на тульских рабочих в целом[677]. Рецензия на рукопись о событиях 1905 года на одном из уральских заводов была еще более резкой: автор полностью игнорировал «рост большевистской организации среди рабочих и ее руководящей, организующей роли». В работе, добавлял рецензент, все движение было представлено как «развертывающаяся стихия»[678]. Хотя отдельные социал-демократы фигурировали в событиях на другом уральском заводе в 1905 году, говорилось в третьей рецензии, признаков «организации как таковой» в ней не было показано[679].