Октябрь. Память и создание большевистской революции

Поэзия субъективных воспоминаний считалась несовместимой с правдой, которой требует революционное движение. Эти настроения противоречили более раннему убеждению некоторых руководителей Истпарта, вдохновившему широкое использование воспоминаний, – тому, что романтический, если не поэтический, аспект отдельных воспоминаний «старых подпольщиков» был в некотором роде более соблазнителен для передачи правды революционного опыта. Из-под перьев этих активистов, отмечал Истпарт в своем годовом отчете в апреле 1924 года, «воскресает в ярких картинах захватывающая революционная романтика, на которой еще долго будут воспитываться наши молодые поколения»[687]. Конечно, проект Истпарта в целом был в некотором роде исследованием границы между поэзией и правдой, на которое существенно повлияла «литературная дискуссия» тех лет. В своем отчете за апрель 1925 года центральный Истпарт отметил, что в работе местных бюро над историей 1905 года «ярко выявились различные уклоны», а именно «увлечение краеведением», эпохой популизма и различными юбилеями (Шевченко, декабристов, пугачевщины). Кроме того, слишком большое внимание уделялось истории меньшевистской фракции РСДРП в ущерб большевикам, включая даже публикацию статей об эсерах, составленных последними[688].

Становление большевистской революции

Анализируя опыт празднования юбилея 1905 года, большевистские лидеры не могли не думать о предстоящей десятой годовщине Октября. На заседании совета Истпарта в апреле 1926 года Покровский утверждал, что к важной годовщине нужно подойти гораздо более последовательно, чем к юбилею 1905 года. Чтобы избежать промедлений и низкого качества выпущенной литературы, необходимо было наделить совет реальными организационными полномочиями и финансовыми возможностями. Мицкевич отметил отсутствие кинофильмов, плакатов и спектаклей, которые до этого предлагались октябрьской юбилейной комиссией. Многие участники совещания особо критиковали склонность «Пролетарской революции» к публикации воспоминаний и призвали журнал начать выпускать вместо них статьи «научно-исследовательского характера»[689]. Сергей Гусев был более осмотрителен, осуждая в «Правде» в феврале 1927 года прежде всего затраты на издание такого количества материалов, которые обречены пылиться на полках. Он с сомнением относился к изначальному плану Истпарта выпустить к десятилетнему юбилею в три раза больше литературы, чем было выпущено к предыдущему. Однако гораздо большее беспокойство вызывал не масштаб изданий, а их характер. Несмотря на призывы Отдела печати ЦК, обращенные к издателям, сообщить о том, какую литературу планируется выпустить к юбилею, мало кто это сделал. Более того, появлялись произведения, которых не было ни в одном из планов государственных или партийных организаций, участвующих в проведении юбилея[690].

В Истпарте опасения Гусева поддержала Мария Эссен. По ее мнению, «бумажная стихия», готовящаяся к десятилетнему юбилею, лишь усиливала отсутствие индивидуальной ответственности за повествования об Октябре: «Чем богаче организация, тем независимее он держится, тем шире ее планы, тем необдуманнее ее порывы». К десятой годовщине Октября каждому читателю нужно было предоставить «одну общую книгу, где будет рассказана история великих боев и достижений», а не 40–50 изданий, которые планировались на отдельную тему. Замечания Эссен о том, как не должна выглядеть эта одна общая книга, показывали, насколько далеко зашел процесс институционализации Октября с момента первых попыток драматизации и сакрализации октябрьского нарратива. Для почитания «погибших героев» революции, по словам Эссен, уже не нужно было публиковать «длинные скучные сборники… которые почти никто не читает, которые никто не покупает». Хроника местных революционных событий, которая считалась незаменимой для проекта, также оказалась неудовлетворительной, так как была составлена «по материалам газет враждебных нам, где роль партии замалчивается и зачастую искажается. В этих хрониках не отражена ни классовая, ни партийная борьба». Местные бюро нуждались в подробных инструкциях, которыми они могли бы руководствоваться при составлении хроники событий; в отсутствие их не следовало выпускать «итоговые сборники», а предоставить центру делать общие выводы на основе собранных материалов[691].