Читаем Октябрь. Память и создание большевистской революции полностью

Вдохновленные, в частности, русским изданием работы Жюльена Тьерсо «Песни и празднества Французской революции», впервые опубликованной в Париже в 1908 году, некоторые революционные художники обратились к ритуализации и театрализации своих рассказов о революции (хотя Луначарский считал, что усилия советских мастеров не дотягивают до творческого гения французов) [Плаггенборг 2000: 305–306]. С помощью таких представлений стремились преодолеть языковые и культурные барьеры, отделявшие, по их мнению, широкие слои населения от революционного проекта. На службе молодого государства эти ритуалы помогали демаркировать идеологические, социальные и политические границы и связи нового порядка, утверждая новые «определения важных социальных отношений» [Lane 1981: 25]. «Конечный посыл ясен, – пишет Флоренсия Мальон в своем исследовании роли парадов Синко де Майо в создании «революционной» культуры в Мексике, – в них могут участвовать только те, кто марширует под правильную музыку и в правильном ритме» [Mallon 1995: 283]. Ритуализированные празднования Октябрьской революции, приуроченные не только к годовщине 25 октября, но и к другим датам и под другими названиями (например, Первое мая, Кровавое воскресенье 22 января, Февральская революция 12 марта), давали возможность новым правителям оформить образ революции в соотношении с изменившимися условиями и привлечь к активному взаимодействию с ним определенные слои населения[203].

Ежегодное празднование Октября представляло собой то, что фон Гельдерн в другом контексте назвал «фиксированной точкой, которая предотвращает наступление хаоса и позволяет создать смысл и иерархию» [von Geldern 1993:177]. На протяжении последующих трех лет партия выделяла значительные ресурсы и открывала широкие возможности для представления «драмы власти народу»[204]. Организаторы праздников стремились обеспечить легко читаемый сценарий революции, контролируя «эстетическую форму и ритуальное исполнение»[205]. Английские, французские и русские операторы, снимавшие документальные кадры похорон, парадов и шествий, воспроизводили сценарий революции, причем новая технология кино добавляла ему особый отпечаток[206]. Контроль над коммунистическими праздниками распространялся как на предварительную подготовку сценариев, так и на последующую работу с ними – таким образом партия и ее агенты пытались создать новый социальный и политический ландшафт общества[207]. Большевистская пресса тщательно разъясняла структуру и важность торжеств в предшествующие им дни, а также комментировала значение и народный прием после. Учитывая репрессивные условия печати после лета 1918 года, не следует путать эти прочтения с «народной» реакцией на них. Они – всего лишь часть процесса создания основополагающего события.

Голодный Октябрь

По форме и содержанию официальное празднование годовщины Октября в ноябре 1918 года противопоставляло царящей смуте и хаосу возможности организованного революционного государства. Во-первых, используя сложившуюся культурную практику регулярного празднования великих событий, режим транслировал идею о значимости Октябрьской революции и включения ее в ряд таких событий. Во-вторых, празднования предоставляли населению множество средств для проживания опыта Октября, которые со временем могли быть адаптированы к меняющимся потребностям общества. В-третьих, они давали новым лидерам возможность сосредоточиться в своих попытках рассказать историю Октября. И наконец, форма и содержание официальных торжеств в Москве и Петрограде имитировались по всей Советской России[208]. Организаторы празднования годовщины Октября в 1918 году стремились использовать его не только для того, чтобы донести до населения революционные принципы, но и для символического представления классовых контуров нового революционного общества и основных моментов Октябрьской революции. Тщательно отрежиссированные торжества свидетельствовали, возможно, и о неуверенности правящей верхушки в статусе нового режима, в частности в провинции, о недоверии к населению в целом и к тому, какую активность оно способно проявить самостоятельно. Поколения российских революционеров долгое время испытывали двойственные чувства по отношению к самодеятельности масс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа
Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа

В своей новой книге автор, последовательно анализируя идеологию либерализма, приходит к выводу, что любые попытки построения в России современного, благополучного, процветающего общества на основе неолиберальных ценностей заведомо обречены на провал. Только категорический отказ от чуждой идеологии и возврат к основополагающим традиционным ценностям помогут русским людям вновь обрести потерянную ими в конце XX века веру в себя и выйти победителями из затянувшегося социально-экономического, идеологического, но, прежде всего, духовного кризиса.Книга предназначена для тех, кто не равнодушен к судьбе своего народа, кто хочет больше узнать об истории своего отечества и глубже понять те процессы, которые происходят в стране сегодня.

Виктор Белов

Обществознание, социология
Комментарии к материалистическому пониманию истории
Комментарии к материалистическому пониманию истории

Данная книга является критическим очерком марксизма и, в частности, материалистического понимания истории. Авторы считают материалистическое понимание истории одной из самых лучших парадигм социального познания за последние два столетия. Но вместе с тем они признают, что материалистическое понимание истории нуждается в существенных коррективах, как в плане отдельных элементов теории, так и в плане некоторых концептуальных положений. Марксизм как научная теория существует как минимум 150 лет. Для научной теории это изрядный срок. История науки убедительно показывает, что за это время любая теория либо оказывается опровергнутой, либо претерпевает ряд существенных переформулировок. Но странное дело, за всё время существования марксизма, он не претерпел изменений ни в целом и ни в своих частях. В итоге складывается крайне удручающая ситуация, когда ориентация на классический марксизм означает ориентацию на науку XIX века. Быть марксистом – значит быть отторгнутым от современной социальной науки. Это неприемлемо. Такая парадигма, как марксизм, достойна лучшего. Поэтому в тексте авторы поставили перед собой задачу адаптировать, сохраняя, естественно, при этом парадигмальную целостность теории, марксизм к современной науке.

Дмитрий Евгеньевич Краснянский , Сергей Никитович Чухлеб

Обществознание, социология