Октябрь. Память и создание большевистской революции

Артефакты и символы, использовавшиеся новым режимом, сами по себе не несли никакого смысла. «Большевики, – отмечает фон Гельдерн, – пришли к власти, не имея собственных символов», они делили некоторые символы с другими радикальными партиями [von Geldern 1993: 73] и потому приложили все усилия, чтобы объяснить символы и знаки нового порядка. Декрет «О памятниках республики», принятый 13 апреля 1918 года, предписывал убрать с улиц и площадей памятники, установленные в честь царей и не представляющие интереса «ни с исторической, ни с художественной стороны». Были объявлены художественные конкурсы на проекты памятников, призванных «ознаменовать великие дни Российской социалистической революции»[231]. Памятники, статуи и эмблемы всегда сопровождались пояснением их значения, которое со временем могло приобретать различные оттенки[232]. Многие новые памятники и статуи, планируемые к установке в Москве и Петрограде, снабжались пояснительными табличками или более масштабными способами донесения их смысла. Так, например, издательский отдел Московского Совета объявил о планах выпустить в честь Октября серию популярных и доступных биографий «знаменитых деятелей», которым воздвигались памятники: Маркса, Энгельса, Робеспьера, Родена, Вольтера, Радищева, Римского-Корсакова, Шевченко, Гюго, Золя и Бетховена. В этих брошюрах должна была быть «охарактеризована историческая обстановка, в которой протекала деятельность этих общественных деятелей, писателей или художников»[233].

Символический смысл торжественных мероприятий заранее подробно разъяснялся в прессе. Например, когда 6 ноября московское небо озарил фейерверк, газеты писали о нем: «казалось, что это рушится здание капитализма, погребая под своими обломками эксплоататоров и насильников»[234]. Вездесущие серп и молот неизменно сияли «в короне лучей восходящего солнца»[235]. 1 ноября Московский оргкомитет юбилейных торжеств объявил, что в 9 часов вечера 7 ноября в каждом регионе на одной из центральных площадей должно состояться ритуальное сожжение «старого империалистического строя» и восстание из пепла «нового строя». Соответствующий символ, изготовленный из легкого горючего материала, должен был олицетворять все «устои старого строя: капиталистов, попов, полицейских», а центральное место должен занимать «современный столбец» международного империализма[236]. На пепелище должна была появиться соответствующая эмблема нового государства, решение о которой принималось бы местными региональными товарищами. Смысл торжеств доносился и более косвенными и творческими способами. Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) планировал отметить годовщину революции демонстрацией современной техники, намереваясь осветить весь центр и окраины Москвы огромными прожекторами, проецирующими на небо движущиеся изображения. Торжества должны были открыться пролетом 15 самолетов и показательными выступлениями Московского авиационного училища[237].

Москва и Петроград оказались лингвистически и физически затронуты революцией – улицам и зданиям там дали новые революционные названия [Переименованияулиц 1918:3]. В Москве Красная площадь была украшена черными и красными флагами, вся длина Кремлевской стены завешана плакатами, равно как и площадь: от Собора Василия Блаженного до Иверских ворот. На черных знаменах были лозунги в честь павших товарищей, на красных – революционные призывы. Большой и Малый театры также были увешаны флагами и плакатами с назидательными лозунгами [Октябрьские торжества… 1918:1]. Аналогичные декорации украсили здания и площади Петрограда, причем организационная комиссия выделила более 140 тысяч метров красного материала для оформления 71 ключевого «пункта и здания»[238]. Еще не вполне сформировавшийся характер повествования об Октябре символически сводился к выбору цветовых сочетаний и резким контрастам – по аналогии с продолжавшимися попытками подчеркнуть отличия по контрасту (мы/они, красные/белые), а не по нюансам[239]. Значимость, если не однозначный смысл, программ вечерних развлечений подчеркивал также выбор музыки. Программа Народной хоровой академии 8 ноября состояла из Триумфальной симфонии Берлиоза, «Песен революции» П. Г. Чеснокова и оды «К радости» Бетховена[240]. Эмоционально заряженная музыка, от похоронного марша Шопена до «Интернационала», а также торжественные ритуалы были призваны усилить впечатление от мест, обозначенных на маршруте шествия. На Марсовом поле два делегата от определенного региона должны были подняться на специальную платформу и в знак верности ударить молотом по наковальне одновременно с исполнением оркестром и хором «Интернационала»[241].