Октябрь. Память и создание большевистской революции

Однако в течение 1920 года критика со стороны демократических централистов и рабочей оппозиции стала все чаще сосредоточиваться на роли партии в революции и отношения партии к рабочим, от имени которых она якобы действовала. На IX съезде партии в марте 1920 года они выступили за создание независимых профсоюзов как лучшей защиты экономических прав трудящихся в советском государстве. Для Ленина, как и для многих других, сама идея отделения политической власти от экономической была абсурдом, наследием царской системы. Кроме того, отделение власти предполагало глубокое недоверие к способности партии подготовить рабочих к управлению экономикой в долгосрочной перспективе и контролировать управление ею в краткосрочной. Это недоверие в сочетании с критикой бюрократизированного и автократического стиля руководства партией (и попранием демократических процедур на местах) создавало образ партии, который отчаянно расходился с устремлениями ее лидеров[309]. Несколькими месяцами позже, на девятой партийной конференции, ЦК уделил особое внимание конфликтам и трениям, вызванным кажущимися нарушениями в общении между руководящими верхами и рядовыми членами партии. Лидеры коммунистов были глубоко обеспокоены тем, что партия не имела существенной, надежной и правильно подготовленной базы поддержки на местах [Девятая конференция… 1972:139–167].

К 1920 году большинство членов партийного руководства убедились в острой необходимости более четкого определения партии, в частности, ее исторических заслуг и революционной генеалогии. До этого момента подобные призывы носили эпизодический характер. С рвением неофита Троцкий опубликовал в 1918 году брошюру «Октябрьская революция», в которой не стеснялся подчеркивать решающую роль в событиях Октября хорошо организованной большевистской партии. Он написал брошюру, опасаясь, что хитросплетения событий будут забыты их участниками, а также потому, что до октября 1917 года весь аппарат буржуазной прессы был движим одной идеей – «сделать большевиков невозможными, как политическую партию» [Троцкий 1924–1927,3:257,263–264][310]. Большевикам со стажем, наверное, было неприятно читать о дореволюционной деятельности «нашей партии» и частых обращениях к «нам, большевикам» от выскочки, вступившего в их партию лишь незадолго до октября 1917 года и сделавшего политическую карьеру, в которой он чаще всего ставил себя выше всех политических партий и фракций [Там же: 259][311]. Их не привлекла бы и его критика того, что он назвал «выжидательным настроением… на верхах нашей партии» накануне Октября [Там же: 275]. Вместо этого Троцкий проследил процесс самореализации большевистской партии во второй половине 1917 года. Июньские демонстрации рабочих, подхватившие большевистские лозунги, подчеркнул он, показали «не только нашим врагам, но и нам самим, что мы в Петрограде гораздо сильнее, чем предполагали» [Там же: 265]. Партия большевиков, по его мнению, выгодно отличалась от «бесформенности» партии социалистов-революционеров и политически проницательных, но организационно слабых меньшевиков до Октября [Там же: 288].

«Азбука коммунизма», написанная Николаем Бухариным и Евгением Преображенским в 1919 году, представляла собой более общедоступную попытку партии определить себя как ключевую силу в истории. В трактате, написанном как комментарий к новой партийной программе, принятой на VIII съезде в марте 1919 года, показывалась последовательность партии: «Наша партия первой выставила и провела в жизнь требование Советской власти» [Бухарин, Преображенский 1920:130]. Однако читатель не найдет в «Азбуке коммунизма» никаких доказательств последовательной и независимой дореволюционной эволюции большевистской партии. Вместо этого авторы открыли свой том историческим очерком, в котором отметили отсутствие «точной программы, записанной на бумаге», и прокомментировали общие корни большевиков и меньшевиков вплоть до их раскола в 1903 году. Возможно, проницательному читателю даже могло показаться, что они оправдываются перед лицом обвинений меньшевиков в том, что их новая программа представляет собой отказ от старой [Там же: 10].