Октябрь. Память и создание большевистской революции

Грандиозные и драматические театры памяти 1920 года с их яркими, но эфемерными образами ушли в прошлое: на их месте возникли «институты памяти», к которым в итоге должен обращаться каждый новый режим, если он хочет обеспечить материальную основу для своей идеологии. По мере завершения Гражданской войны большевистский режим создавал академии и общества с филиалами по всей Советской России для подготовки нового поколения ученых-марксистов и систематизации издания канона работ отцов-основателей – Маркса, Энгельса и особенно Ленина [David-Fox 1997; Tolz 1997]. Были созданы органы, призванные осветить историческую роль профсоюзного и коммунистического движения молодежи в революционной борьбе, почтить память старых большевиков, политкаторжан и ссыльных, пострадавших при царизме[391]. Каждому учреждению требовались свои кадры и издания; создавались новые архивы, библиотеки и музеи для систематизации, хранения – и освящения – собранных материалов. Постепенно накапливая всевозможные «свидетельства», новая система настойчиво провозглашала Октябрьскую революцию своим основополагающим событием. Она заложила краеугольный камень в проект построения социалистического рабочего государства, обладающего собственными экономическими, политическими, культурными и идеологическими институтами, способными создавать хранилище знаний – новую социалистическую науку. Хотя, по утверждению большевиков, этот проект был заложен в революцию с самого начала, он стал актуальным в результате потрясений первых месяцев 1921 года, когда рабочие, крестьяне и матросы бросили самый прямой вызов большевистской власти и большевистским требованиям Октября.

Часть II Память Октября

Глава 4 Истпарт и институционализация памяти

Наше отношение к документам революции должно быть таким же активным, как и наше отношение к событиям революции.

Истпарт, 1920

В течение 1920 г. по всей провинциальной России неуклонно росли волнения рабочих и крестьян. В начале 1921 года они достигли критической точки. Серия «крестьянских войн», как называет их Орландо Файджес, представляла, по мнению Ленина, «опасность, во много раз превышающую всех Деникиных, Колчаков и Юденичей, сложенных вместе» [Ленин 1967–1975, 43:18] \ Эпидемия забастовок и волнений, охватившая большинство промышленных районов страны, представляла собой далеко не только экономический вызов правительству. Для революционного государства, одержимого идеей наблюдения за населением и его преобразованием, пропасть в общении между центром и периферией, выявленная этими волнениями, представляла серьезную угрозу[392]^[393]. Хуже того, когда требования бастующих на нескольких петроградских заводах в конце февраля перешли от экономических (таких как регулярное снабжение пайком, обувью и теплой одеждой) к явно политическим, включая предоставление политических и гражданских прав, большевистским лидерам стало казаться, что под угрозой находится сама Октябрьская революция[394].

Вызов Кронштадта

Месяц спустя группа матросов Балтийского флота, находившихся в крепости Кронштадт в Финском заливе, подняла мятеж в знак солидарности с демонстрантами Петрограда и потребовала проведения экономических и политических реформ. Ленин в «Петроградской правде» назвал это событие «совершенно ничтожным инцидентом» [Ленин 1967–1975, 43: 129], но моряки бросили прямой политический вызов партии и ее представлениям об Октябре, которые перекликались с предыдущими действиями меньшевиков и эсеров. Кронштадт долгое время превозносился большевиками как идеологический оплот Октябрьской революции. Однако в начале марта 1921 года Революционный комитет матросов заявил, что выступает «за власть Советов, а не партий», и публично обвинил Коммунистическую партию в том, что ее лидеры были «глухи ко всем нашим [рабочих, крестьян и красноармейцев] требованиям и нуждам, и мы в ответ получали лишь расстрелы» [Виноградов, Двойных 1999,1: 254; Наумов, Косаковский 1997:55][395]. Как прежние споры меньшевиков и эсеров об Октябрьской революции неизменно сводились к партии большевиков, так и Коммунистическая партия как угнетающая сила занимала видное место в представлениях комитета о собственной революции. Большевистская власть оказалась втянутой в борьбу с ветеранами Октября, среди которых были красные матросы с линкоров «Петропавловск» и «Севастополь», за право определять концепцию революции. Троцкий отказал этим матросам в звании революционеров, заявив, что настоящие ветераны Октября уже давно были передислоцированы, а их место заняли «случайные» элементы[396].