В этой борьбе за репрезентацию решающее значение имел вопрос о природе информации. Так как материалы были крайне скудны, что можно было считать легитимными документами – и где их можно было найти? Ольминский выделил три вида потенциальных источников: партийная литература, постановления и протоколы съездов и конференций, а также полицейские архивы. При этом полицейские архивы, предупреждал он, были проблематичным источником, поскольку давали искаженное отражение истории партии [Михайлова 1973: 218–219]. Более того, Батурин отмечал, что жандармские и полицейские архивы, которые, как полагали многие революционеры, могут содержать много ценной информации о подпольных партиях, разочаровали исследователей: они были однообразными и далеко не такими обильными, как ожидалось[432]
. Но и первые два источника, упомянутые Ольминским, также не были безупречными. Как доложил Ольминский на X съезде партии, необходимость долго скрываться от полиции привела к тому, что материалы, которые остались от ранних периодов существования партии, были сухими и не освещали «“закулисной стороны” жизни и деятельности», а также «мотивировки», лежавшие в основе некоторых резолюций. Эти источники также оставляли много пробелов в истории партии. Они начинались с мелких групп, которые вели агитацию среди рабочих в начале 1880-х годов, и сразу перескакивали к появлению в 1895 году Союза борьбы за освобождение рабочего класса. «А в эти десять лет, – риторически вопрошал Ольминский, – что же, пролетариат спал, не было развития социал-демократической партии?» [Протоколы… 1933: 133–134].Недоверие Ольминского и правления Истпарта к этим источникам лежало в основе представлений о подлинном характере и месте революции. Они считали, что история революции и партии наиболее полно раскрывалась на местном уровне. Неспособность сохранить документацию в провинции могла привести к тому, что единственным источником информации о революционном движении оставались неполные газетные полосы:
А, между тем, воплощалась в дело революция именно на местах – в центрах вырабатывались, главным образом, ее план и ее лозунги. Потеряв провинциальный материал, мы не в состоянии будем представить себе, как революция делалась и что ею действительно сделано [Ко всем… 1920: 5].
Итак, партию нужно было искать на местах. Невский писал в ЦК в декабре 1922 года, сетуя на отсутствие локальных материалов, из-за чего история партии не могла быть «освещена и разработана»[433]
. История Октября и партии не только не должна быть оставлена на усмотрение руководителей партии, онаЕще накануне захвата власти большевиками меньшевик Борис Николаевский отмечал, что центральная пресса, несмотря на большую свободу в 1917 году, почти не выпускала материалов по истории партии (под которой он подразумевал РСДРП в целом). Такая скудость материалов о прошлом, отмечал он, и почти полная «неразработанность истории партии, особенно по отношению к фактам» означали, что провинциальная пресса была едва ли не единственным местом, где можно было найти необходимую документацию. Там говорилось об активистах, которые строили партию кирпичик за кирпичиком, но скрывались в тени, а потом уходили в безвестность, оставляя после себя «преемников и продолжателей»[434]
. Только демократическая провинциальная пресса, писал другой комментатор в 1919 году, вызванная «из подполья» Февральской революцией, могла предоставить необходимую «бытовую ситуацию» для мемуаров, которые будут написаны (а отчасти уже написаны) «партийными лидерами». Автор выделил недавно опубликованные мемуары Суханова как пример работы, которая ничего не раскрывает о революционной жизни и «настроении масс», столь необходимых для понимания периода после февраля 1917 года[435]. Подобные мнения звучали и в правлении Истпарта. «Нужно воскресить быт, восстановить, как жили тогда», – говорил Ольминский на X съезде партии в марте 1921 года:Ничего не поймешь в революционном рабочем движении, если мы не будем знать тогдашних условий жизни рабочих, – не только высоту их тогдашней заработной платы, но и всю обстановку их жизни: квартирные, бытовые, фабричные условия, как обращались с ними на фабриках [Протоколы… 1933: 133].
Крупицы истины