Но человек, который был движущей силой «Истпарта», не увидел нового времени. Товарищи по совету обвинили Ольминского в излишней тирании и пренебрежении к их мнению. Ольминский напрасно жаловался Сталину и другим большевистским лидерам: в конце концов в октябре ему пришлось уйти со своего поста из-за стресса, вызванного тем, что он назвал нынешний период в Истпарте временем «падения или разложения»[592]
. Его преемник кардинально изменил подход к изложению истории Октября.Глава 6
Уроки Октября: 20-я годовщина революции 1905 года
…революция шла вперед и прокладывала себе дорогу не своими непосредственными трагикомическими завоеваниями, а, напротив, тем, что она порождала сплоченную и крепкую контрреволюцию, порождала врага, в борьбе с которым партия переворота только и вырастала в подлинно революционную партию.
Несмотря на все усилия Истпарта, связная и последовательная история революции и партии так и не была создана. Собранные Ольминским «крупицы истины» многим внутри партии казались недостаточными для духовного поддержания советского населения. Более того, скандальная трактовка смысла Октября Троцким еще раз поставила вопрос о том, кто именно должен судить об истории произошедшего, и повысила символические ставки всего проекта по написанию истории революции.
Годы, прошедшие между юбилеями 1905 года и Октября, оказались решающими в попытке создать целостную картину большевистской партии и революции. Впервые с 1920 года советские власти выделили столько финансовых и материальных ресурсов на попытку рассказать об Октябре и партии как о едином целом, а поиск «всякого рода вещей и предметов» велся во всех уголках молодого Советского Союза[593]
. Помимо стандартного набора изданий, центральный Истпарт планировал выпустить к юбилею альбомы фотографий, книги стихов, а также беллетристические, визуальные и кинематографические изображения событий 1905 года[594]. В рамках празднования годовщины первой русской революции в деревнях рекомендовалось не только собирать воспоминания «участников, очевидцев и современников» этих событий, но и устраивать в «избах-читальнях» постановки «живых газет», иллюстративных докладов, чтений сатирических стихов и частушек, а в день празднования организовать шествия и экскурсии «к месту, где происходили революционные события в данном районе»[595]. Благодаря этим методам индивидуальное переживание Октября обогащалось эстетическим опытом поэтической романтики, визуального драматизма и непосредственной физической связи с «местом» революции. Эти амбициозные празднования, безусловно, ознаменовали шаг вперед в попытке партии создать основополагающее событие. Но они же неизбежно заставили власти заняться глубоким самоанализом.Канатчиков и борьба за партию
Когда в январе 1925 года Семен Канатчиков возглавил Истпарт, он уже успел поучаствовать и в «литературной дискуссии», и в критике работ Истпарта. Как и Ольминский, Канатчиков был преданным членом партии, но в отличие от старшего коллеги его давняя неприязнь к старой эмигрантской интеллигенции в партии делала его особенно нетерпимым к внутрипартийной оппозиции. Он считал себя представителем новой породы рабочей интеллигенции, рожденной исключительно русским опытом. Член РСДРП с 1900 года и большевистской фракции – с 1905-го, он прошел партийную службу в Москве, на Урале, в Петербурге и Казани, за что поплатился сибирской ссылкой. Его роль в просвещении рабочих после Октября и опыт работы на местах не оставляли у него сомнений в том, где следует искать судей истории революции[596]
.О своем приходе в Истпарт Канатчиков объявил взрывной статьей в рамках «литературной дискуссии», опубликованной в «Пролетарской революции» в январе 1925 года. Он призвал Истпарт к борьбе за партию и осудил тех, кто «искажает нашу большевистскую теорию». Он привел высказывание Ленина, что рабочий класс сможет утвердить свое лидерство только в том случае, если «лучшие и преданнейшие [представители] этого класса будут организованы в централизованную, дисциплинированную партию». Отметив, что борьба большевиков за создание такой партии началась еще до 1905 года, Канатчиков присоединился к общему осуждению Троцкого, которое, по его мнению, свидетельствовало о том, что «основы ленинизма проникли и восприняты не только верхушкой нашей партии, но и усвоены в основных его чертах огромным, подавляющим большинством низовых ячеек нашей партии»[597]
.