Оливия Киттеридж

– Знаешь, двоюродный братец Кэтлин Бёрнем приехал в город со своей девушкой. Я видела в окно, они тут проезжали мимо.

– Они как раз сегодня были на марине. – И он рассказал, как девушка положила голову на стол. И как сказала парню: «Прекрати меня нюхать».

– Ой, какая прелесть. – Дейзи снова тихонько рассмеялась.

– До чего ж я люблю молодых, – сказал Хармон. – Вечно на них ворчат. Людям нравится думать, что молодежи не терпится угробить этот мир ко всем чертям. Так считалось во все времена. Но это же всегда неправда! Они полны надежд, они хорошие – и так и должно быть.

С лица Дейзи не сходила улыбка.

– Каждое слово правда.

Она сделала последнюю затяжку и наклонилась затушить сигарету. Она уже однажды рассказывала ему, как они с Коппером думали, что она беременна, как радовались, – но, оказалось, не судьба. Повторять это незачем. Вместо этого она положила ладонь на его руку, ощутив твердость костяшек.

Они одновременно встали и поднялись по узкой лесенке в маленькую спальню, где в окно бил солнечный свет и красная стеклянная ваза на письменном столе, казалось, полыхала пламенем.

– Я так понимаю, опять пришлось в очереди ждать?

Бонни отрывала длинные полоски горчично-зеленой шерсти. Мягкий холмик этих полосок уже высился у ее ног, солнце позднего утра рисовало узоры на сосновых половицах сквозь мелкие стекла окна, под которым она сидела.

– Жалко, что ты не поехала. Так красиво. Вода гладкая, спокойная. Правда, сейчас уже ветрено.

– Мне и отсюда видно залив. – Но она не поднимала взгляда. У нее были длинные пальцы. Каждый раз, когда она отрывала очередную полоску, простое золотое кольцо, свободно болтавшееся ниже костяшки, вспыхивало на солнце. – Там небось полно приезжих? Это из-за них ты так задержался?

– Нет. – Хармон сидел в своем удобном кресле, смотрел на воду. Он подумал о молодой паре. – Хотя может быть. Но в основном как обычно.

– Ты привез мне пончик?

Он резко выпрямился.

– Ох боже мой. Я его там забыл. Я сейчас съезжу, Бонни.

– Ой, не выдумывай.

– Нет, я съезжу.

– Сядь.

Он еще не встал, но уже готов был встать – руки уперты в подлокотники, колени согнуты. Он поколебался, потом снова сел и взял «Ньюсуик» со столика рядом с креслом.

– С твоей стороны было бы любезнее его не забыть.

– Бонни, я же сказал…

– А я сказала – не выдумывай.

Он листал журнал, не читая. Было тихо, слышался только треск полосок шерсти. Потом она сказала:

– Хочу, чтоб коврик был как лесная подстилка. – Она кивнула в сторону холмика шерсти горчичного цвета.

– Красиво будет, – сказал он.

Она плела коврики годами. Еще она делала венки из засушенных роз и восковницы и шила лоскутные жакеты и жилеты. Раньше, бывало, она засиживалась за этими занятиями до глубокой ночи. Теперь она по большей части ложилась спать в восемь вечера и вставала до рассвета, и он часто просыпался под стрекот ее швейной машинки.

Он закрыл журнал и сидел, наблюдая, как она встает и счищает с себя крошечные шерстинки. Потом она грациозно наклонилась и собрала шерстяные полоски в большую корзину. Она была совсем не похожа на женщину, на которой он когда-то женился, и он, в общем-то, был не против, просто его озадачивало, до чего человек может измениться. Она сильно расплылась в талии, да и он тоже. Волосы ее, уже совсем седые, были подстрижены коротко, почти по-мужски, и она перестала носить украшения, не считая обручального кольца. Но она почти не растолстела, только в талии. Зато он растолстел везде, где только можно, и изрядно облысел. Может быть, это ей и не нравилось. Он снова подумал о юной паре, о чистом голосе девушки, о ее волосах цвета корицы.

– Поехали покатаемся, – предложил он.

– Ты же только что прокатился. А я хочу сделать яблочный мусс и начать наконец этот коврик.

– Звонил кто-нибудь из мальчиков?

– Пока нет. Но, думаю, Кевин скоро позвонит.

– Вот бы он позвонил и сказал, что они ждут ребенка.

– О господи, Хармон, ну куда ты так спешишь.

Но он хотел внуков, много-много, – чтобы все кругом заполонили внуки. После всех этих лет сломанных ключиц, прыщей, хоккейных клюшек, бейсбольных бит и потерянных коньков, препирательств, разбросанных повсюду учебников, волнений из-за запаха пива, бессонных ночей в ожидании подъезжающей машины, тревоги из-за того, что у них уже девушки, из-за того, что у двоих из них нету девушек. Все это держало их с Бонни в непрерывном напряжении, как будто в доме всегда, всегда была какая-то утечка, требующая ремонта, и бессчетное число раз он думал: господи, пускай они уже вырастут.

А потом они выросли.