Оливия Киттеридж

В такие утра, возвращаясь на пристань к своей машине, он иногда с удивлением ощущал, что мир изменился, что через кусачий воздух приятно идти, что шорох дубовых листьев – это дружеский шепот. Первый раз за много лет он подумал о Боге. Бог был как свинья-копилка, которую Хармон засунул глубоко на полку, а теперь достал, чтобы взглянуть на нее новым вдумчивым взглядом. Может быть, подумал он, как раз это чувство испытывают дети, когда курят траву или принимают эту пилюлю – экстази.

Однажды в октябре, дело было в понедельник, в местной газете появилась статья о том, что в доме Уошберна произведены задержания. Полиция нагрянула в разгар вечеринки и обнаружила кусты марихуаны в горшках на подоконнике. Хармон тщательно изучил заметку, отыскал имя «Тимоти Бёрнем», а также «его подруга Нина Уайт», которой дополнительно предъявлялось обвинение в нападении на полицейского.

Хармону не хватало воображения представить, как эта девочка с волосами цвета корицы и тоненькими ножками нападает на полицейского. Он размышлял об этом в магазине, выбирая шарикоподшипники для Грега Марстона и вантуз для Марлин Бонни. Он написал табличку «Скидка 10 %» и поставил на последнюю оставшуюся барбекюшницу у входа. Он надеялся, что зайдет Кэтлин Бёрнем или кто-то с лесопилки и он расспросит, что и как, но они не появлялись, а его покупатели не упоминали эту историю. Он позвонил Дейзи, и она сказала, что видела статью и надеется, что с девочкой все в порядке. «Бедная, маленькая, – сказала Дейзи. – Представляю, как она напугана».

Бонни в тот вечер вернулась из книжного клуба и доложила, что Кэтлин рассказывала, как ее племянник Тим на свою голову пригласил толпу друзей, а они слишком громко включили музыку, а некоторые курили травку, в том числе девушка Тима. А когда приехала полиция, эта девчонка, Нина, набросилась на них как дикая кошка, и им пришлось надеть на нее наручники, но, скорее всего, обвинения будут сняты, просто всем участникам присудят штраф и год испытательного срока.

– Идиоты, – заключила Бонни, качая головой.

Хармон смолчал.

– И кстати, она больная, – добавила Бонни, бросая книгу на диван. Это была книга Энн Линдберг, сообщила ему Бонни. Энн Линдберг любила улетать подальше от всей этой суеты.

– Кто больная?

– Эта девчонка. Подружка Тима Бёрнема.

– В каком смысле больная?

– У нее эта болезнь, когда ничего не ешь. Причем явно уже давно, потому что она успела посадить себе сердце. Говорю же – идиотка.

Хармон ощутил, как на лбу выступил пот.

– Ты уверена?

– В чем – что она идиотка? Сам подумай, Хармон. Если ты молодой и у тебя больное сердце, то ты не отплясываешь на вечеринках. И уж точно не моришь себя голодом.

– Девочка не морит себя голодом. Я видел их в кафе на марине, ее с этим парнем. Они заказали завтрак.

– И много она съела из этого завтрака?

– Не знаю, – признался он, вспоминая ее узкую спину, склоненную над столом. – Но она не похожа на больную. Просто хорошенькая девушка.

– Вот и Кэтлин так говорит. Тим с ней познакомился, когда носился на машине по всей стране за какой-то рок-группой, за ней еще вечно ездит куча народу. «Фиш» или «Пиш», что-то такое. Помнишь, Кевин говорил про «Мертвые головы» – это кто мотается повсюду за этими психами, как их там? «Благодарные мертвецы»?[13] Я всегда считала, что название у них непристойное.

– Он умер, – сказал Хармон. – Джерри из этой группы, тот, толстый.

– Ну что ж, надеюсь, умер он с благодарностью, – сказала Бонни.

Листья почти облетели. Остролистные клены держались за свою желтизну, но с сахарных кленов большая часть оранжево-красного уже опустилась на землю, оставив после себя пустые ветви, обвисшие, точно руки с крошечными пальцами, тощие и голые. Хармон сидел на диване рядом с Дейзи. Он только что упомянул, что больше не встречал юную парочку, а Дейзи сказала, что Лес Уошберн выкинул их из дома после той вечеринки с арестами и что она не знает, где они теперь живут, знает только, что Тим так и работает на лесопилке.

– Бонни сказала, что у девочки болезнь – знаешь, эта, когда морят себя голодом, – сказал Хармон, – но я не знаю, это правда или нет.

Дейзи покачала головой:

– Молоденькие красивые девушки – и изводят себя голоданием. Я читала. Они хотят почувствовать, что могут контролировать собственное тело, а потом сам этот процесс выходит из-под контроля и они просто не могут остановиться. Так печально.

Хармон и сам худел. Это оказалось несложно, он просто перестал есть поздно вечером и пирога отрезаґл себе кусочек поменьше. И чувствовал себя лучше. Он сказал об этом Дейзи, она кивнула:

– То же и у меня с курением. Я откладываю первую сигарету на потом, оттягиваю время – и в день выходит не больше трех.

– Это чудесно, Дейзи.

Он давно заметил, что по утрам в воскресенье она не курит, но не собирался об этом заговаривать. Борьбу с телесными потребностями каждый ведет в одиночку.

– Скажи мне, Хармон, – начала Дейзи, смахивая что-то с брючины и глядя на него с озорной улыбкой, – кто была твоя первая девушка?