Оливия Киттеридж

Стискивая в руке платок, девушка посмотрела на Дейзи, потом на стол. Перевела взгляд на Оливию и саркастически спросила:

– А вы-то кто?

– Я Оливия, – сказала Оливия. – И я хочу посидеть, если никто не против. Ходить из дома в дом и клянчить деньги – меня это просто валит с ног. Всё, хватит с меня сборов. Последний год этим занимаюсь.

– Принести тебе кофе, Оливия?

– Нет, спасибо. – Оливия обошла стол и уселась с другой стороны. – А вот пончик выглядит неплохо. У вас есть еще?

– Вообще-то да. – Дейзи открыла второй пакет, глянула на Хармона – это был пончик, предназначавшийся Бонни, – достала пончик, положила на пакет и придвинула к Оливии. – Могу принести тарелку.

– К чертям тарелку. – Оливия впилась в пончик, склонившись над столом. Повисла тишина.

– Выпишу тебе чек, – сказала Дейзи и вышла в соседнюю комнату.

– У Генри все в порядке? – спросил Хармон. – И у Кристофера?

Оливия кивнула; челюсти ее двигались, перемалывали пончик. Хармон – как и почти весь город – знал, что Оливии не нравится молодая жена сына, но, с другой стороны, думал Хармон, вряд ли ей понравилась бы хоть какая-нибудь жена сына. Эта молодая жена была врач, очень умная и из какого-то большого города, он не помнил, из какого именно. Может быть, она тоже питалась одной гранолой или занималась йогой – он понятия не имел. Оливия наблюдала за Ниной, Хармон следил за ее взглядом. Нина сидела неподвижно, сгорбившись и подавшись вперед, сквозь тонкую футболку просвечивали ребра, все до одного; рука, похожая на чаячью лапку, стискивала платок. Голова ее выглядела чересчур большой для тоненького позвоночника с выпирающими острыми позвонками; венка, сбегавшая наискосок от линии роста волос к брови, была зеленовато-голубая.

Оливия покончила с пончиком, пальцами стерла с губ сахарную пудру, откинулась на спинку стула и сказала:

– Вы изголодались.

Девушка не шевельнулась, сказала только:

– Да вы что?

– Я тоже, – сказала Оливия. – Правда. А почему, по-вашему, я набрасываюсь на пончики?

– Вы не голодаете, – проговорила Нина с отвращением.

– Голодаю, конечно. Нам всем голодно.

– Вау, – тихо сказала Нина. – Мощно.

Оливия порылась в своей большой черной сумке, достала салфетку, вытерла рот, потом лоб. Только тут Хармон осознал, как она взбудоражена. Когда Дейзи вернулась и со словами «Вот, пожалуйста, Оливия» вручила ей конверт, Оливия машинально кивнула и опустила его в сумку.

– О боже, – сказала Нина. – Ну извините, извините.

Оливия Киттеридж плакала. Если в городе и был человек, которого Хармон никогда в жизни не ожидал увидеть в слезах, то это была именно Оливия. Но вот она сидела перед ним, полная, с широкими запястьями, рот ее кривился и дрожал, а из глаз текли слезы. Она легонько мотнула головой, словно показывая, что извиняться незачем.

– Простите, мне нужно… – выговорила наконец Оливия, но не двинулась с места.

– Оливия, если я могу чем-то… – склонилась над ней Дейзи.

Оливия снова помотала головой, высморкалась. Посмотрела на Нину и тихо сказала:

– Я не знаю, кто ты, девочка, но ты разрываешь мне сердце.

– Я ж не нарочно, – сказала Нина, будто оправдываясь. – Я ничего не могу поделать.

– Знаю, знаю, – закивала Оливия. – Я тридцать два года проработала в школе. И я никогда не видела, чтобы девочки болели так сильно, как ты, тогда такого не было – по крайней мере, тут, у нас. Но я знаю, я понимаю… из всех этих лет с детьми и… и вообще, из жизни… – Оливия поднялась, стряхнула крошки с груди. – Ну неважно. Извини меня, пожалуйста.

Она двинулась к выходу, но возле девушки остановилась. Неуверенно подняла руку, начала опускать, потом снова подняла и прикоснулась к голове девушки. Должно быть, под своей большой ладонью она ощутила что-то, чего не видел Хармон, потому что ладонь эта скользнула к девушкиному костлявому плечу, и девушка – слезы катились из-под опущенных век – прижалась щекой к руке Оливии.

– Не хочу, чтобы так было, – прошептала девушка.

– Конечно, не хочешь, – сказала Оливия. – И мы сделаем все, чтобы тебе помогли.

Девушка покачала головой:

– Уже пытались. Но все равно все начинается по новой. Это безнадежно.

Оливия одной рукой подтащила к себе стул, села рядом с девушкой, и та положила голову на ее большое колено. Оливия погладила ее по волосам и, зажав в пальцах несколько прядей, выразительно кивнула Дейзи и Хармону, а потом сбросила волоски на пол. Когда голодаешь, теряешь волосы. Оливия уже не плакала.

– Ты знаешь, кто такой Уинстон Черчилль? – спросила она. – Или ты для этого чересчур молода?

– Я знаю, кто он такой, – устало ответила девушка.

– Так вот, он говорил: никогда, никогда, никогда не сдавайся.

– Он же был толстый, – сказала Нина, – что он понимал? – И добавила: – Это я не к тому, что сдаюсь.

– Конечно, нет, – подтвердила Оливия. – Но твой организм сдастся, если не подбросить ему топлива. Я знаю, тебе это уже сто раз говорили, поэтому лежи и не трудись отвечать. Хотя нет, ответь мне вот на что: ты ненавидишь свою мать?

– Ну нет, – сказала Нина. – В смысле, она жалкая, но нет, я ее не ненавижу.