Читаем Оливия Киттеридж полностью

Он думал, что Бонни впадет в уныние – синдром покинутого гнезда, – что ему придется за ней присматривать. Он знал семью – да в наше время все знают как минимум одну такую семью, – когда дети выросли, а жена попросту взяла и сбежала, и поминай как звали. Но Бонни, наоборот, словно бы успокоилась, в ней появилась новая энергия. Она вступила в книжный клуб, начала вместе еще с одной женщиной писать книгу с рецептами первых поселенцев, и какое-то маленькое издательство в Кэмдене даже вроде бы обещало ее опубликовать. Стала плести еще больше ковриков и отправлять их на продажу в один магазин в Портленде. Принесла домой первый чек, сияя от радости. Он просто никогда бы не подумал, что такое может быть, вот и все.

В год, когда Деррик уехал в колледж, произошло еще кое-что. Хотя их постельная жизнь сильно сбавила обороты, Хармон принимал это как данность, он уже некоторое время ощущал, что Бонни просто «идет ему навстречу». Но однажды ночью, когда он потянулся к ней, она отпрянула. И после долгой паузы сказала тихо:

– Хармон, я, наверное, прекращаю этим заниматься.

Они лежали в темноте; из низа живота вверх поползло страшное глухое понимание: она это всерьез. Однако никто не умеет смиряться с потерями сразу.

– Прекращаешь? – переспросил он. Она как будто положила ему на живот два десятка кирпичей – такую боль он ощутил.

– Прости, мне очень жаль. Просто с меня хватит. Нет смысла притворяться. От этого ни тебе ни мне добра не будет.

Он спросил: это потому, что он разжирел? Она сказала, что он вовсе не разжирел и она не хочет, чтобы он так думал. Просто с нее хватит.

Может быть, я был эгоистом, спросил он. Что мне делать, чтобы тебе было хорошо? (Они никогда прежде не говорили о таких вещах, и он покраснел в темноте.)

Как он не поймет, сказала она, дело не в нем, дело в ней. Просто с нее хватит.

Сейчас он вновь открыл «Ньюсуик», представляя, как через несколько лет дом опять будет полон, пусть не все время, но часто. Они будут хорошими бабушкой и дедушкой. Он еще раз перечитал абзац. Снимают фильм о том, как самолеты врезались в башни-близнецы. Ему казалось, что он должен иметь по этому поводу какое-то мнение, но понятия не имел какое. Когда он перестал иметь собственные мнения? Он отвернулся и стал смотреть на воду.

Слова «изменять Бонни» казались Хармону такими же далекими, как чайки, носящиеся кругами над Лонгуэй-Рок, почти незаметные точки, если смотреть с берега, – для Хармона они не имели смысла, эти слова. Да и с чего бы? Такие слова подразумевали страсть, которая отвратила бы его от жены, а дело обстояло вовсе не так. Бонни была центральным отоплением его жизни. Его краткие воскресные мгновения с Дейзи не были лишены нежности, но больше в них все же было общего интереса, как если бы они вместе наблюдали за птицами. Он снова уткнулся в журнал, на миг содрогнувшись при мысли, что в одном из этих самолетов мог бы оказаться один из его сыновей.


В четверг, когда уже темнело, юная парочка появилась у него в магазине. Хармон услышал высокий голос девушки еще до того, как увидел ее. Выйдя из-за полки со сверлами, он удивился тому, как она поздоровалась с ним – решительно и прямолинейно, и хотя она не улыбалась, лицо ее было таким же открытым и естественным, как и тогда, на марине.

– Добрый вечер, – ответил Хармон. – Как дела, чем помочь?

– Все хорошо, спасибо. Мы просто смотрим. – Девушка сунула руку в карман парня.

Хармон отвесил им легкий поклон, и они направились к полке с лампочками. Хармон услышал ее слова:

– Он на Люка похож, на того, из больницы. Интересно, что там с ним и как? Люк-Маффин, помнишь? Ну, главный в том уродском заведении.

Парень в ответ что-то пробурчал.

– Этот Люк был долбанутый на всю голову. Ну помнишь, я рассказывала: он говорил, ему будут сердце оперировать. Могу поспорить, это был не пациент, а кошмар всей больницы – он же привык командовать. Как же он трясся из-за своего дурацкого сердца! Ну помнишь, я рассказывала: он сказал, что не знает, проснется он живым или мертвым?

В ответ снова донеслось неразборчивое бурчание. Хармон принес метлу из дальнего конца магазина и начал подметать. Глянул на них сзади. Девушка стояла близко к парню, карманы его пальто отвисли.

– Мертвым же невозможно проснуться, понимаешь?

– Позовите меня, если нужна будет помощь, – сказал Хармон. Оба повернулись к нему, девушка – с испуганным видом.

– Окей, – сказала она.

Он отнес метлу к входной двери. Зашел Клифф Мотт, спросил, появились ли уже лопаты для уборки снега, и Хармон сказал, что новые лопаты привезут на следующей неделе. Он показал Клиффу одну прошлогоднюю, Клифф долго на нее смотрел, потом ушел, пообещав вернуться.

– А давай вот это купим для Виктории, – сказала девушка. Хармон, с метлой, двинулся к ряду садового инвентаря и увидел, что в руках у нее лейка. – Виктория говорит, цветы ее слушают. Она им что-то рассказывает, а они прислушиваются. Я ей верю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Оливия Киттеридж

Оливия Киттеридж
Оливия Киттеридж

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили этой книге заслуженный успех. Основная идея здесь обманчиво проста: все люди разные, далеко не все они приятны, но все достойны сострадания, и, кроме того, нет ничего интереснее, чем судьбы окружающих и истории, которые с ними происходят. Заглавная героиня этих тринадцати сплетающихся в единое сюжетное полотно эпизодов, учительница-пенсионерка с ее тиранической любовью к ближним, неизбежно напомнит российскому читателю другую властную бабушку — из книги П. Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Элизабет Страут

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
И снова Оливия
И снова Оливия

Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж – воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») – это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее. Оливия, с ее невероятным чувством юмора, смешит, пугает, трогает, вдохновляет. В современной мировой литературе не так много героев столь ярких и столь значительных.

Элизабет Страут

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза