Оливия Киттеридж

Девушка вернула лейку на полку, парень лениво кивнул – расхлябанный, беспечный. Он смотрел на садовые шланги, которые висели на стене, свернутые в кольца. Спрашивается, зачем им шланг в это время года, подумал Хармон.

– А знаешь, почему она была такой стервозной? – На девушке была та же джинсовая куртка с опушкой из искусственного меха. – Это потому что у парня, который ей нравится, есть подружка – ну как подружка, то, что называется «друг по перепиху», – а Виктории он ничего не сказал. Она от кого-то другого узнала об этом.

Хармон перестал мести.

– Не знаю, чего она так. Друг по перепиху – это же ничего не значит. В этом весь смысл. – Девушка положила голову парню на плечо.

Парень подтолкнул ее к выходу.

– Хорошего вечера, – сказал Хармон.

Девочка своей маленькой рукой потянула за дверную ручку. Из больших бесформенных замшевых ботинок торчали тоненькие, словно у паука, ножки. И только когда эти двое скрылись из виду, Хармон распознал охватившее его неприятное чувство. Он не знал наверняка, но годы работы в магазине подсказали ему: парень что-то спер.

Наутро он позвонил Кевину на работу.

– Пап, все в порядке? – спросил сын.

– Да, да, конечно. – Хармон вдруг застеснялся. – А у тебя?

– Тоже. На работе нормально. Марта все говорит, что хочет ребенка, а я отвечаю – подождем.

– Вы еще молодые, – сказал Хармон, – вы-то можете подождать. Это я ждать не могу. Но, конечно, спешка ни к чему. Вы же только что поженились.

– С этим кольцом на пальце сразу чувствуешь себя старым, правда?

– Ага, наверное. – Хармону было трудно вспомнить, что он чувствовал в первые годы брака. – Слушай, Кев. Ты куришь травку?

В трубке послышался смех, как показалось Хармону – здоровый, искренний, ненатужный.

– Господи, пап, что это на тебя нашло?

– Я просто спросил, вот и все. Тут у нас, в доме Уошберна, одна парочка поселилась, молодые ребятки. Люди боятся, что они наркоманы.

– Я от травы делаюсь нелюдимым, – сказал Кевин. – Лежу носом в стенку и видеть никого не хочу. Так что ответ – нет, больше не курю.

– У меня еще вопрос, – сказал Хармон. – Только, бога ради, не говори маме. Эти двое, эта парочка, вчера заходили в магазин, болтали между собой просто так, о том о сем, и я вдруг слышу – «друг по перепиху». Ты слыхал о таком?

– Папа, ты меня сегодня удивляешь. Что происходит?

– Да ничего особенного. – Хармон взмахнул рукой. – Мне просто тошно от мысли, что я старею, превращаюсь в старого хрыча из тех, кто знать не знает, что там и как у молодых. Вот я и надумал тебя спросить.

– Друзья по перепиху, да. Есть такое дело в наши дни. Означает ровно это. Люди, которые встречаются чисто для секса. Никто никому ничем не обязан.

– Понятно. – Теперь Хармон не знал, что сказать.

– Пап, мне пора. Но ты, слушай, будь молодцом. Ты и так молодец, пап. Ты совсем не старый пердун, об этом можешь не беспокоиться.

– Хорошо, – сказал Хармон и, повесив трубку, долго смотрел в окно.

– Все нормально, правда, – сказала Дейзи, когда на следующее утро он позвонил ей из магазина. – Честное слово, Хармон. – Он слышал, как она выдыхает дым сигареты. – Не беспокойся, пожалуйста.

Не прошло и пятнадцати минут, как она перезвонила. У него был покупатель, но она сказала:

– Послушай. А если ты все равно будешь заезжать и мы будем разговаривать? Просто разговаривать.

– Ладно, – сказал он. Клифф Мотт подошел к кассе с лопатой для уборки снега. Клифф Мотт, с его больным сердцем, который в любую минуту может отправиться на тот свет. – Договорились. – И он отсчитал Клиффу сдачу.

Хармон по-прежнему не садился в кресло Коппера, он сидел на диване рядом с Дейзи, и иногда их ладони соприкасались. Все остальное время они делали именно то, что она предложила, – разговаривали. Он рассказал, как в детстве ездил к бабушке, и как у нее в буфете пахло нашатырем, и как ему мучительно хотелось домой.

– Я ведь был маленький, – говорил он, глядя в ее чуткое, отзывчивое лицо. – И я понимал: они хотят, чтобы мне было весело. Так они задумали, в этом был весь смысл. И я никому не мог сказать, что мне невесело.

– Ох, Хармон, – сказала Дейзи, и глаза ее увлажнились. – Я понимаю, о чем ты.

Она рассказала ему про то утро, когда сорвала грушу в саду у миссис Кэтлуорт, а мама велела ей отнести грушу обратно, и как она была сама не своя от смущения. Он рассказал ей, как нашел тот четвертак в грязной луже. Она рассказала ему, как пошла на самый первый школьный бал в мамином платье и единственным, кто ее пригласил, был директор.

– Я бы тебя пригласил, – сказал Хармон.

Она рассказала, что ее любимая песня – «Всегда, когда мне страшно»[11], и тихонько спела ее ему, и глаза ее лучились теплотой. Он рассказал, как первый раз услышал по радио «Дураки сбегаются толпой»[12] Элвиса и почувствовал, что они с Элвисом друзья.