– Для меня, понятное дело, это были бы таблетки и алкоголь. А для вас… вы, по-моему, не тот человек, который станет глотать пилюли. Вам нужно что-то поагрессивнее. Вены на запястьях? Но это так долго.
– Давайте больше не будем об этом, – сказала Оливия. И, не удержавшись, добавила: – Ради всего святого. Есть люди, которые от меня зависят.
– Именно! – Луиза подняла костлявый палец, склонила голову набок. – Дойл живет ради меня. Вот и я живу ради него. Пишу ему каждый день. Навещаю всегда, когда разрешают. Он знает, что он не один, поэтому я все еще жива.
Оливия кивнула.
– Но ведь Кристофер от вас не зависит? У него есть жена.
– Она от него ушла, – сказала Оливия. Удивительно, до чего легко оказалось это произнести. Просто они с Генри никому об этом не говорили, кроме Банни и Билла Ньютон – друзей, живущих выше по реке. Никому это знать не обязательно, раз Кристофер в Калифорнии, считали они.
– Ясно, – сказала Луиза. – Ну что ж. Я уверена, найдет новую. А Генри, он точно от вас не зависит, дорогая. Он не понимает, где он и кто с ним рядом.
Оливию пронзил острый приступ ярости.
– Откуда вам знать? Это неправда. Когда я с ним рядом, он отлично это понимает.
– Ох, сомневаюсь. Мэри говорит совсем другое.
– Какая еще Мэри?
– Упс! – Луиза театрально приложила палец к губам.
– Мэри Блэкуэлл? Вы с ней поддерживаете связь?
– Да, мы очень давно знакомы, – объяснила Луиза.
– Вот как. Кстати, про вас она тоже всем рассказывала. – Сердце у Оливии забилось часто-часто.
– И, подозреваю, чистую правду. – Луиза издала этот свой смешок и помахала пальцами, словно просушивая лак на ногтях.
– Она не имеет права рассказывать, что происходит в пансионате.
– Ой, да ради бога, Оливия. Люди есть люди. Мне всегда казалось, что вы – именно вы – хорошо это понимаете.
Комнату окутала тишина, точно темный газ заструился из углов. Здесь не было ни газет, ни журналов, ни единой книги.
– Чем вы занимаетесь целыми днями? – спросила Оливия. – Как вы вообще справляетесь?
– А-а, – сказала Луиза. – Вы пришли взять у меня парочку уроков?
– Нет, – ответила Оливия. – Я пришла, потому что вы написали мне записку, что было с вашей стороны весьма любезно.
– Я всегда жалела, что не вы учили моих детей. Мало в ком есть эта
– Нет, спасибо. – Оливия смотрела, как Луиза поднимается, проходит по комнате. Когда она наклонилась поправить абажур, свитер сполз, обнажив плечо. Оливия не представляла, что живой человек может быть таким худым. – Вы болеете? – спросила она, когда Луиза вернулась с чашкой чая на блюдце.
– Болею? – Луиза улыбнулась, и в этой улыбке Оливии снова увиделось кокетство. – В каком смысле – болею, Оливия?
– Физически. Вы очень худая. Но вы правда очень красивая.
Луиза заговорила, осторожно подбирая слова, но тон оставался игривым.
– Физически – нет, я не больна. Хотя у меня почти нет аппетита, если вы об этом.
Оливия кивнула. Если бы она попросила чаю, то могла бы уйти сразу, как допьет. Но момент был упущен. И она продолжала сидеть.
– А психически – не думаю, честно говоря, что с головой у меня хуже, чем у любого из живущих на этой планете. – Луиза отхлебнула чай. На кисти руки выпукло проступали вены, одна проходила прямо по костлявому пальцу. Чашечка на блюдце слегка дребезжала. – Кристофер часто приезжает помочь вам, Оливия?
– О да, конечно. Конечно, приезжает.
Луиза поджала губы, снова склонила голову набок, всматриваясь в Оливию, и Оливия только теперь заметила, что эта женщина еще и пользуется косметикой. На веках у нее лежали тени под цвет свитера.
– Зачем вы пришли, Оливия?
– Я уже сказала. Я пришла, потому что вы любезно прислали мне записку.
– Но я вас разочаровала, верно?
– Разумеется, нет!
– Оливия, вот уж от вас я никак не ожидала услышать ложь.
Оливия потянулась за сумкой:
– Я пойду. Но я правда очень благодарна вам за записку.
– Ой-ой, – с тихим смешком сказала Луиза. – Вы явились, чтобы хорошенько насладиться чужим страданием, да не вышло. Какая жа-а-алость! – пропела она.
Над головой Оливия услышала скрип половиц. Она встала, держа сумку, озираясь в поисках пальто.
– Это Роджер наверху. – С лица Луизы не сходила улыбка. – Ваше пальто в шкафу, прямо у входа. И я по чистой случайности знаю, что Кристофер приезжал всего один раз. Вы лжете, Оливия. Оливия врунишка, горят твои штанишки.
Оливия вылетела из комнаты. Набросив пальто на плечи, она обернулась. Луиза с абсолютно прямой тощей спиной сидела в кресле, на ее странно прекрасном лице больше не было улыбки. Она громко сказала:
– Она была сука. И блядь.
– Кто?
Луиза, с ее каменной, застывшей красотой, не сводила с нее пристального взгляда. По телу Оливии пробежала дрожь.
– Она была… Да уж, она была та еще штучка, позвольте мне доложить вам, Оливия Киттеридж. Динамщица! Что б там ни писали в газетах про то, как она любила зверюшек и маленьких деток. Она была воплощенное зло, чудовище, посланное в этот мир, чтобы довести хорошего мальчика до безумия.
– Ладно, ладно. – Оливия поспешно натягивала пальто.