Оливия Киттеридж

И действительно, Марлин Бонни очень славная – только, честно говоря, туповата. Много лет назад именно Оливия преподавала Марлин математику в седьмом классе, и уж кто-кто, а Оливия понимает, каково пришлось бедной девочке, когда настало время садиться за кассовый аппарат. Но причина, по которой Оливия пришла сюда сегодня и вызвалась помогать, состоит в том, что она уверена: Генри непременно был бы здесь, не повернись все так, как оно повернулось; Генри, ходивший в церковь каждое воскресенье, верил во все эти общинные дела, взаимную поддержку и все такое прочее. Но вот и они: Марлин выходит из церкви, рядом с ней Эдди-младший, следом девочки. Марлин, конечно, плакала, но сейчас улыбается, ямочки под скулами дрожат, пока она благодарит всех, стоя на боковом крыльце церкви в синем пальтишке, оно облегает ее круглый зад, но не прикрывает подол зеленого платья в цветочек, которое липнет к ее колготкам из-за статического электричества.

Кэрри Монро, одна из кузин Марлин (несколько лет назад у нее были нелады с законом, и Марлин тогда помогла ей выпутаться, забрала к себе, дала работу в магазине), стоит с ней рядом, чиста как стеклышко, черные волосы, черный костюм, черные очки, кивает Эдди-младшему, который легонько подталкивает мать к машине и помогает ей забраться внутрь. Те, кто едет на кладбище, в их числе муж Молли Коллинз, тоже рассаживаются по машинам, включают фары в разгар солнечного дня, ждут, пока стронется с места катафалк, а за ним – черная машина с остальными членами семейства Бонни. Все это стoит как космический корабль, думает Оливия, шагая к своей машине вместе с Молли.

– Только кремация, – говорит Оливия, поджидая, пока Молли раскопает ремень безопасности среди комков собачьей шерсти. – Дешево и сердито. От порога до порога. Приезжают прямиком из Белфаста и забирают тебя.

– О чем вы? – Молли поворачивается к Оливии, и Оливия чувствует запах зубных протезов, которые та носит много лет.

– И у них никакой рекламы, – говорит Оливия. – Дешево и сердито. Я сказала Генри, что к ним мы и обратимся, когда придет время.

Она выезжает с парковки и поворачивает к дому Бонни, стоящему в самом низу дороги. Она сразу предложила, что они с Молли приедут и займутся сэндвичами, избежав тем самым поездки на кладбище. Опускание гроба и все такое прочее – без этого она как-нибудь обойдется, спасибо.

– По крайней мере, погода сегодня прекрасная, – говорит Молли, когда они проезжают мимо дома Буллоков, что на углу. – От этого хотя бы чуточку легче, как по мне.

И то верно, солнце греет вовсю, небо за красным амбаром Буллоков ярко-голубое.

– Стало быть, – спрашивает Молли через несколько минут, – Генри понимает, что вы говорите?

От этих слов у Оливии такое чувство, будто кто-то запустил ей прямо в грудь лобстерный буек. Но она отвечает просто:

– В некоторые дни – да. Я так думаю.

Ее бесит не то, что приходится лгать. Ее взбесил сам вопрос. Однако ее так и подмывает рассказать этой женщине, которая с глупым видом сидит тут с ней рядом, как на прошлой неделе, когда было очень тепло, она взяла с собой пса, как она привезла Генри в кресле-каталке на парковку и как пес лизал ему руки.

– Не знаю, как вы это выдерживаете, – тихо произносит Молли. – Каждый день туда ездить. Вы святая, Оливия.

– Я совсем не святая, и вам это прекрасно известно, – отвечает Оливия и в бешенстве чуть не съезжает с дороги.

– На что же Марлин теперь будет жить? – говорит Молли. – Вы не возражаете, если я открою окно? Я думаю, что вы все-таки святая, Оливия, но, не обижайтесь, тут немного попахивает псиной.

– Я не обижаюсь, уж поверьте, – говорит Оливия. – Открывайте себе окна на здоровье.

Она уже повернула на Элдридж-роуд, и это было ошибкой, потому что теперь ей придется проехать мимо дома, где жил ее сын Кристофер. Она почти всегда старается ездить другим путем, по старой дороге к заливу, но как вышло, так вышло, и теперь она готовится отвернуться и притвориться, что ей все равно.

– Страховка, – говорит тем временем Молли. – Кузина Кэрри кому-то рассказывала, что его жизнь была застрахована, и еще, я так подозреваю, Марлин подумывает продать магазин. Похоже, весь этот год делами заправляла Кэрри.

Глаз Оливии выхватывает скопление машин на дворе перед бывшим домом Кристофера, и она быстро отворачивается, словно хочет разглядеть залив сквозь еловые лапы, но образ этого металлолома застревает в сознании, а ведь как тут раньше было красиво! У сирени на заднем дворе уже налились бы тугие маленькие почки, а форзиция у кухонного окна сейчас уже готова была бы взорваться цветением, если бы эти жуткие люди ее не срубили. Живут как свиньи. Зачем покупать прекрасный дом и устраивать свалку битых машин, трехколесных велосипедов, пластмассовых бассейнов и качелей? Зачем, зачем, спрашивается, так делать?

Когда они поднимаются на гребень, где растут только кусты можжевельника и черники, солнце над водой сверкает нестерпимо ярко, и Оливия опускает солнцезащитный козырек. Они проезжают мимо магазинчика Муди и спускаются в крошечную лощину, где стоит дом Бонни.