Душа и туалета в привычном смысле этих слов у них не было. В коридоре стояла душевая кабинка, а напротив располагался чуланчик с биотуалетом – бочкообразной пластмассовой штуковиной, которая громко урчала, когда нажимаешь на кнопку спуска воды. Двери в чуланчике не было, только занавеска. Анита, проходя мимо, могла сказать: «Фу! Это кто сейчас опорожнился?» А если ты собирался принять душ, нужно было предупредить всех, чтобы не выходили в коридор, иначе приходилось раздеваться прямо в кабинке, выбрасывая одежду в коридор, а потом, прижавшись к холодной металлической стенке, ждать, пока нагреется вода.
Джули вышла из кухни, и вскоре послышался звук льющейся воды.
– Я в душе, – громко объявила она. – Не ходите сюда, пожалуйста!
– Никто не собирается тебе мешать, – крикнула в ответ Анита.
Уинни накрыла на стол, налила всем сока. Когда душ выключился, стало хорошо слышно, что Джули плачет.
– Кажется, еще минута – и я не выдержу, – сказала Анита, барабаня ногтями по столу.
– Не торопи ее, – сказал Джим, выливая в сковороду смесь для блинчиков. – Дай ей время.
– Время? – Анита указала пальцем в сторону коридора: – Джимми, я отдала этому ребенку полжизни.
– Вот и отлично, – сказал Джим и подмигнул Уинни.
– Отлично? Убиться до чего отлично. Сказать, что мне это надоело, значит ничего не сказать.
– Мам, у тебя прическа просто супер, – сказала Уинни.
– Еще бы! Она стоґит как продукты на два месяца.
Джули вернулась в кухню, мокрые волосы были прилизаны, с кончиков капала вода на красный топ, отчего на плечах он сделался темно-красным. Уинни следила, как отец переворачивает блинчик в форме не очень ровной буквы
–
С лимузином как-то не заладилось. Сначала водитель отказался подъезжать к дому – сказал, что его не предупредили о грунтовке и что ветки поцарапают краску.
– Джули не пойдет по грунтовке в подвенечном платье, черт его дери! – сказала Анита мужу. – Пойди поговори с ним, пусть подгонит свою дурацкую колымагу! (Лимузин был ее, Аниты, идеей.)
Джим, отмытый, начищенный, розовый, во взятом напрокат смокинге, вышел и вступил в переговоры с водителем. Через пару минут он спустился в погреб и вернулся с садовыми ножницами. Они с водителем скрылись в нижней части подъездной дорожки, и еще через пару минут лимузин пополз вверх; Джим махал с переднего сиденья.
И тут перед входом появился Брюс, и вид у него был больной.
– Тебе нельзя видеть невесту до свадьбы! – крикнула через окно Анита. – Брюс, ты что?! – Она бросилась к двери, но Брюс уже вошел в дом, и, увидев его лицо, Анита проглотила все слова, что были у нее на языке. Джули, выскочившая сразу вслед за ней, тоже не произнесла ни слова.
Джули и Брюс вышли на лужайку на заднем дворе – точнее, это была не столько лужайка, сколько прогалина, вся в переплетениях корней и в сосновых иглах. Уинни с матерью следила за ними в окно. Джим выбрался из лимузина, вошел в дом и тоже стал следить с ними вместе. Джули, стоя у куста восковницы в свадебном платье, выглядела как на рекламном фото в журнале; белый шлейф, длиною в шесть футов, слегка замялся, но все равно тянулся за ней.
– Джимми, – сказала Анита, – люди уже
Но он не ответил. Они, все трое, не отрываясь смотрели в окно. Джули и Брюс почти не двигались. Они не прикасались друг к другу, даже не шевелили руками. Потом Брюс прошел сквозь кусты восковницы и направился к дороге.
Джули шагала к дому, как шагала бы ходячая кукла Барби. Когда она вошла, они все втроем поджидали ее у сетчатой двери.
– Мамочка, – сказала Джули тихо, и глаза у нее были какие-то неправильные. – Это же все не на самом деле, да?
Появился дядя Кайл с таблетками. Джим переговорил с водителем лимузина, потом поспешил в церковь. Лимузин укатил, загребая тополиные листья щитком над задним колесом, а Уинни в платье подружки невесты уселась на крыльцо. Немного погодя отец вернулся.
– Наверное, можно снимать это платье, Уинни-мышка, – сказал он, но Уинни не шелохнулась. Отец вошел в дом, потом вернулся и сказал: – Джули с мамой отдыхают на нашей кровати. – Из чего Уинни заключила, что дядя Кайл накормил таблетками их обеих.
Она сидела на ступеньках, пока ей очень сильно не захотелось в туалет. Ей теперь неприятно было ходить туда, за занавеску, пока все были дома. Но когда она вошла, поблизости никого не оказалось. Она слышала шаги отца внизу в погребе, а дверь родительской спальни была закрыта. Через несколько минут, однако, эта дверь открылась и из спальни вышла мать. На ней была старая синяя юбка, розовый свитер, и она совершенно не выглядела одурманенной.