Оливия Киттеридж

Джим Харвуд строил лодку много лет. Лодка должна была получиться очень большая, ее каркас занимал изрядную часть погреба. Почти целый год Джим просто раскладывал вечерами на полу в гостиной чертежи и подолгу их рассматривал. Но однажды он наконец спустился в погреб и установил козлы – две штуки. Каждый вечер семья слушала жужжание электропилы, иногда – стук молотка, и мало-помалу стал вырисовываться изогнутый скелет лодки. В состоянии скелета лодка оставалась довольно долго. Джим вечер за вечером спускался в погреб и трудился над ней.

– Сейчас медленный этап, Уинни-мышка, – говорил он.

Нужно было зажимать кусочки дерева в особых струбцинах, чтобы они изгибались правильным образом, а потом он очень тщательно лакировал эти кусочки и каждый гвоздик покрывал особым клейким цементом, который сох целых четыре дня.

– А как ты ее отсюда вытащишь, когда она будет готова? – спросила однажды вечером Уинни, сидя на ступенях погреба и наблюдая за работой.

– Хороший вопрос, скажи? – отозвался он. И объяснил, что все продумал заранее, рассчитал математически, измерив дверь погреба и контуры корпуса лодки, и что теоретически, если повернуть лодку под определенным углом, она в нужный момент должна пройти в дверь. – Но только теперь я и сам начинаю сомневаться… – добавил он.

Уинни тоже сомневалась. Лодка выглядела ужасно большой.

– Ну тогда, значит, она будет как корабль в бутылке, – сказала она. – Как те, в магазине у Муди.

– А ведь верно, – ответил отец. – Такой она и будет.

Когда Уинни была помладше, они с Джули часто играли в погребе. Иногда Джули играла с ней в магазин – доставала консервы, купленные матерью, выставляла их на стол, как будто пробивала на кассе. Теперь же почти весь погреб был занят лодкой и отцовскими инструментами. Вдоль стены он построил стеллаж, на самой верхней полке лежало старое ружье, которое было у них с незапамятных времен, а ниже – деревянные ящики с веревками, гвоздями и болтами, рассортированными по размерам.

Солнечные лучи струились в окно над кухонной раковиной, и Уинни видела, как в воздухе вьются пылинки.

– Итак, – сказала мать, ставя на стол кофейную чашку, – поговорим о планах на день. Папе надо ненадолго вернуться в школу, я подкормлю мои розы, а вы, девочки, чем займетесь? – Она выжидающе подняла брови и побарабанила по столу накрашенными ногтями.

Джули и Уинни молчали. Уинни легонько коснулась поверхности сиропа и облизнула палец.

– Уинни, не надо этого свинства, пожалуйста, – сказала мать, поднимаясь и ставя кофейную чашку в раковину. – Джули, тебе станет гораздо легче, когда ты найдешь себе дело.

В день, когда не состоялась свадьба, сама Анита нашла себе одно-единственное дело: написала письмо Брюсу. Она сообщила ему, что если он хоть раз попадется ей на глаза, если он хоть раз посмеет приблизиться к ее дочери, то она, Анита, его пристрелит.

– Кажется, это преступление федерального уровня, – тихо сказал ей Джим. – Угрозы в письменном виде.

– К чертям собачьим федеральный уровень, – сказала Анита. – Это он совершил преступление федерального уровня, вот что.

Уинни вспомнила, как Клифф Мотт сказал в магазине, чтобы мать попридержала язык и не несла бред. Это было странное ощущение: только что ты гордилась тем, какая красивая у тебя мама, – и вдруг начинаешь думать, почему люди говорят, что она несет бред; и тут Уинни пришло в голову, что у мамы нет близких подруг, как у других матерей. Она никогда ни с кем не болтала по телефону, ни с кем не ездила за покупками.

Уинни с Джули сидели за кухонным столом и смотрели в окно, как мать с садовым совком в руке направляется к розовым кустам.

– Ты понимаешь, в чем все дело, да? – тихо спросила Джули. – В сексе.

Уинни кивнула, но вообще-то она не очень понимала. От яркого солнца, заливавшего кухню, у нее болела голова.

– Она не может смириться с тем, что у меня с ним был секс.

Уинни встала, вытерла тарелку и убрала на место. Джули смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Уинни иногда замечала точно такой же взгляд у матери.

– Уинни, – сказала Джули все с тем же странным взглядом, – никогда не говори маме правду. Запомни, что я тебе сейчас сказала. Просто лги. Ври напропалую.

Уинни вытерла еще одну тарелку.

Суть всего этого была в том, что Брюс испугался. Он не хотел порывать с Джули, но он не хотел на ней жениться. Он хотел просто с ней жить. Анита же заявила, что если ее дочь собирается жить, как типичная шлюшка, с мужчиной, который на глазах у всех бросил ее у алтаря, то чтобы ноги ее в этом доме больше не было.

– Она это не всерьез, – сказала тогда Уинни сестре. – У нас тут полно народу просто живут вместе, и ничего.

– Спорим? На что поспорим, что она всерьез? – предложила Джули. И Уинни вдруг стало плохо, как будто ее укачало в машине: она поняла, что если дело касается матери, то спорить ей совершенно не хочется.

– Нарисуй картину. Почитай книгу. Свяжи коврик.

С каждым предложением Анита хлопала ладонью по столу. Джули не отвечала. Она сидела и грызла крекер, пока Анита и Уинни ели суп. Это был субботний ланч; им удалось пережить еще один день.