Оливия Киттеридж

– Христианин? – переспросила Оливия, глядя на невестку снизу вверх в полной растерянности. – Энн, а ты мусульманка, что ли? В чем проблема?

– Мусульманка? – Энн, забирая младенца из бассейна, повернула к Оливии большое, простодушное, приветливое лицо. – Нет, я не мусульманка. – И озабоченно: – Стойте, а вы-то не мусульманка, нет? Кристофер никогда не…

– Господи твоя воля… – сказала Оливия.

– Она имеет в виду, – принялся объяснять матери Кристофер, возясь с большой барбекюшницей у лестницы, – что большинство в нашем районе вообще не ходит ни в какую церковь. Мы живем в крутой части Бруклина, хипстерской по самое не могу, люди тут либо чересчур художественные натуры, чтобы верить в Бога, либо слишком заняты набиванием своих карманов. Поэтому заполучить в жильцы как бы настоящего христианина – это, скажем так, несколько необычно.

– Ты имеешь в виду – фундаменталиста? – сказала Оливия, снова изумившись, до чего говорлив стал ее сын.

– Точно, – сказала Энн. – Такой он и есть. Фундаментальный христианин.

Мальчик перестал плакать и, по-прежнему держась за материнскую ногу, сказал Оливии тоненьким серьезным голоском:

– Когда мы ругаемся плохими словами, попугай всегда говорит «Хвала Иисусу» или «Бог есть Царь». – И, к ужасу и изумлению Оливии, этот ребенок задрал голову к небу и заорал: – Дерьмо!

– Ну, солнышко, – сказала Энн и погладила его по голове.

– Хвала Господу! – немедленно последовало сверху.

– Так это попугай? – спросила Оливия. – Господи боже, а голос точь-в-точь как у моей тетки Оры.

– Ага, попугай, – сказала Энн. – Странно, не находите?

– А вы не могли написать, что «только без домашних животных»?

– О нет, мы бы никогда так не сделали. Животных мы любим. Собачья Морда – член семьи. – Энн кивнула в сторону черного пса, который вернулся на свою ветхую подстилку и теперь лежал, положив длинную морду на лапы и закрыв глаза.

Оливия так и не смогла впихнуть в себя ужин. Она думала, что Кристофер собирается жарить гамбургеры, но это оказались хот-доги с тофу, а для взрослых он открыл баночку, господи прости, устриц и позасовывал их в эти так называемые хот-доги.

– Что-то не так, мама?

Это спросила Энн.

– Все в порядке, – ответила Оливия. – Просто в поездках мне почему-то не хочется есть. Я, наверное, съем эту булочку от хот-дога, и все.

– Конечно. На здоровье. Теодор, правда, хорошо, когда бабушка приезжает в гости?

Оливия опустила булочку обратно на тарелку. Ей ни разу не приходило в голову, что она «бабушка» для детей Энн, у которых – она узнала об этом только сейчас, когда перед ней поставили хот-доги, – разные отцы. Теодор на вопрос матери не ответил, но смотрел на Оливию, пока жевал – широко разевая рот и отвратительно чавкая.

Ужин не продлился и десяти минут. Оливия сказала Крису, что хотела бы помочь убрать посуду, но не знает, что куда ставить.

– Никуда, – ответил он. – В этом доме ни у чего нет своего места, разве не видно?

– Отдыхайте, мама, устраивайтесь поудобнее, – сказала Энн.

Так что Оливия спустилась в подвал, куда ее уже приводили раньше и где стоял теперь ее чемоданчик, и легла на двуспальную кровать. Вообще-то подвал был самым приятным местом, какое она видела в этом доме. Он был отлично отделан и весь выкрашен белым, и даже телефон в нем был белый, рядом со стиральной машиной.

Ей хотелось плакать. Хотелось по-детски завыть. Она села на кровати и набрала номер.

– Поднесите к нему трубку, – попросила она и подождала, пока не установилась полная тишина. – Чмок, Генри, – сказала она и выждала еще немножко. Когда ей почудилось в трубке еле слышное мычание, она продолжила: – В общем, так. Она большая, – сказала Оливия. – Твоя новая невестка. Грациозна как дальнобойщик. И, кажется, глуповата. Хотя не знаю, с ходу не разобраться. Но милая. Тебе бы она понравилась. Вы бы точно поладили.

Оливия окинула взглядом подвальную комнату. Ей опять захотелось думать, что Генри в трубке издал какой-то звук.

– Нет, в ближайшее время она явно не понесется сломя голову вверх по побережью. У нее и тут хлопот полон рот. И живот тоже полон. Они меня поселили в подвале. Но тут довольно мило, Генри. Все покрашено белым. – Она замолчала, размышляя, о чем еще рассказать, что еще Генри хотел бы услышать. – Крис, по-моему, молодцом, – сказала она и после долгой паузы добавила: – Только он стал болтлив. Ну ладно, давай, Генри. – И наконец повесила трубку.

Поднявшись из подвала, Оливия никого не обнаружила. Решив, что они, должно быть, укладывают детей, она прошла через кухню на бетонный дворик, где уже смеркалось.

– Ага, я попалась, – сказала Энн, и у Оливии чуть не выскочило сердце.

– Господи твоя воля. Это я попалась. Я не заметила, что ты тут сидишь.

Энн сидела на табурете у барбекюшницы, широко расставив ноги, в одной руке была сигарета, другой она придерживала на высоком животе бутылку пива.