Читаем Он и Она полностью

– Сутки! – смеясь, ответил я, глядя на часы.

Ты торопливо зашагала по улице в сторону магазинов, комментируя по пути свои действия:

– Нам нужен зонт, чтобы ничто не могло нас застать врасплох. Уж тем более проклятый мокрый дождь. Возьмем один большой на двоих, думаю его будет достаточно. К вечеру обещали осадки, а раз у нас планы на сутки, то не хочется, чтобы их смыла непогода. Я этого не позволю.

Ты шла очень быстро и говорила командным тоном, размахивая маленькими ручками. Мне пришла в голову мысль: в прошлой жизни ты явно была Наполеоном. Хрупкая, но решительная. Трогательная, но напористая. Ты зашла в магазин, а я остался курить возле крыльца. Я не слышал, как ты вышла, но почувствовал несколько слабых ударов. От удивления я чуть не проглотил сигарету и отпрыгнул в сторону. Ты била меня притворно строго зонтом и ворчала, что я не сказал тебе о засохшей капле мороженного на твоем носу. «Я ждал, пока слетятся мухи», – не очень удачно отшутился я, и это вызвало новую волну ударов. Ты размахивала купленной антидождевой тростью с таким азартом, что на мгновение мне показалось, будто ты действительно разозлилась. Ни одной женщине я не позволял поднимать на себя руку, даже в шутку. Но ты была уморительна. Словно пыль со старого ковра, с меня летели слои моей «взрослости» и я расхохотался непривычно громко, по-мальчишески озорно. Мы бежали по улице то и дело, налетая на скучных прохожих. Ты продолжала колотить меня зонтиком и выкрикивала безобидные угрозы. Затем мы катались на всевозможных каруселях в парке, сражались на палочках от воздушной ваты, кормили попкорном маленьких попрошаек и стреляли в тире мимо целей. Купили двухструнную балалайку у древнего старичка в переходе, после чего дали «грандиозный» концерт в центре города у памятника вождю пролетариата. Мы даже заработали горсть монет. Ты устала и захотела чаю с медом, и мы направились в кафе.

Ты попросила услужливую официантку приготовить яйца «в мешочек». «То есть вам вареные яйца положить с собой?», – вежливо уточнила густо накрашенная девица с лицом, не обремененным интеллектом. Своим вопросом она вызвала бурю веселья за нашим столиком. Я предложил тебе заказать что-нибудь другое, ведь яйца в мешочек—всмятку—вкрутую ты всегда можешь поедать в любых количествах за пределами наших счастливых часов. Ты вдруг стала очень серьезна и уткнулась в меню.

Когда мы вышли из кафе действительно пошел дождь. И мы бродили по улицам под огромным цветастым зонтом, напевая старинные народные песни. На балалайке лопнула струна, и ты расстроилась. «Это как напоминание, что день на исходе», – выдавила ты сквозь слезы. Мы вошли в холл моей гостиницы. Ты вдруг стала робкой и нерешительной. «Смелее! – бодрил я тебя. – У нас еще ночь впереди».

Ты бродила по просторному номеру, не выпуская из рук однострунный инструмент. Я сидел на кровати и наблюдал за твоим смятением. Должно быть в тот момент в твоем сознании шла невероятная борьба с собой, ведь ты была невестой другого мужчины. Я предложил лечь втроем, положив между нами несчастную балалайку. Мое предложение тебе явно пришлось по вкусу, в считанные секунды ты залезла на кровать и начала неистово скакать и бренчать на единственной струне, пока та не лопнула.

Мы спали лицом друг к другу, бережно сложив руки на подержанном музыкальном инструменте, который скорее сближал нас, чем разделял. Утром мы направились на вокзал. Ты вызвалась проводить меня. Шла чуть впереди и словно верный оруженосец торжественно несла в руках трость-зонт. Мне захотелось сказать тебе что-то особенное, и я робко пролепетал, смущенно разглядывая твое милое немного бледное личико:

– Ты самый необыкновенный человек, которого я когда-либо встречал. Может мы когда-нибудь…

– Береги ее! – резко выдохнула ты, не глядя на меня.

Я так и не понял: ты говорила о балалайке или… о той женщине, к которой я возвращался. Я медленно поднялся в тамбур и оглянулся, чтобы выкрикнуть на прощание важные слова, но тебя уже не было. На перроне остался раскрытый зонт. Ты рассеялась, как сон—туман—видение… «Была ли ОНА?», – спрашивал я себя всю дорогу по возвращении домой.

Прошло много лет. Я давно переехал заграницу со своей семьей. По иронии судьбы мне пришлось лететь в твой маленький городок. В самолете рядом со мной сидела грузная женщина. Она все время пила воду и много говорила, стараясь скрыть страх перелета. Крупная дама достала из сумки небольшую стопку фотографий и заочно познакомила меня со своими родственниками. Среди снимков оказался и твой портрет. Женщина поспешила убрать твою фотокарточку, а когда я спросил: «Кто она вам?», грустно ответила:

– Сестра. Она влюбилась по-настоящему прямо накануне свадьбы и отказалась выходить замуж. Отец прогнал ее, потому как посчитал ее поступок порочащим честь нашей семьи.

– Где ОНА сейчас? – спросил я, подавляя волнение.

Женщина разрыдалась, и я понял, что с тобой случилось что-то страшное… Оставшееся время полета мы провели в молчании, каждый погрузился в собственные мысли. Мы оба думали о тебе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия