– Кис-кис-кис, Бегемотик, солнышко, где ты прячешься? – ласково пропела Зоечка, осматривая комнаты.
Ей ответила пугающая тишина. На душе стало нехорошо, сердце сжалось от дурного предчувствия. Кота она нашла за диваном, в углу. Он лежал на подстилке и тяжело дышал, обессиленно прикрыв янтарные глаза.
– Бегемотик, что с тобой? – Зоечка присела и потрогала его горячий бок, но Бегемот недовольно мяукнул, словно она сделала ему больно.
Зоечка заметалась по квартире – что делать, как спасать? В ветеринарную клинику было идти поздно – она упустила драгоценное время, играя свою музыку и забыв обо всем на свете. Кинувшись к компьютеру, она стала лихорадочно искать в интернете похожие симптомы, но везде выходило, что дела у ее любимого кота безнадежны. Он отказался от воды и питья, не позволял себя трогать, шипел на Зоечку, обнажая стертые желтые клыки. Всю ночь Зоечка подходила к нему, гладила за ушами, разговаривала, но он на нее почти не реагировал. Уснула она, совершенно измученная, под утро, и пропустила момент, когда верный котище испустил дух. При виде околевшего трупа Бегемота, похожего на кусок старой шкуры, натянутой на деревянный каркас, в первый момент ей захотелось в голос оплакать своего старого друга. Но слез не было, горло сдавил спазм. Бегемот ушел по своей кошачьей радуге и забрал Зоечкину душу с собой. А то, что осталось вместо души, превратилось в серую труху.
Она некоторое время сидела возле него на полу, боясь дотронуться – слишком он стал страшный. Так и не пересилив себя, она тяжело поднялась, стала собираться на работу.
В музыкальном училище Зоя отработала положенные три пары, дополнительные занятия попросила перенести, и ушла. Надо было похоронить верного кота. По дороге домой Зоя зашла в спортивный магазин, купила небольшую лопатку и перчатки. Дома она накинула на Бегемота чистую ткань, тщательно завернула, уложила в целлофановый пакет. Она корила себя, что убитая уходом Антона, пропустила тот момент, когда кот перестал нормально питаться, принимая это за капризы старого животного. Но уже ничего нельзя было вернуть. Даже ругать себя не было сил.
Майский день был замечательным – теплым, мягким, радостным. Раньше Зоечка всей душой любила вторую половину мая, воспринимая это время, как раннее лето, – еще не горячее и суховейное, но уже теплое. Наверное, такое лето было в Средиземноморье, где она никогда не бывала, но очень любила рассматривать фотографии, мечтая о путешествии в Грецию. Сейчас вокруг было темно и как-то непередаваемо уныло. Солнце слепило, тени резали глаза, а запахи стали навязчивыми.
Зоечка доехала на троллейбусе до Перевального – последнего поселка перед долгим подъёмом на Ангарский перевал, вышла на конечной остановке, долго и устало поднималась по тропинке сквозь лес. Мертвый Бегемот в ее руках делался все тяжелее, будто не хотел вместе с ней идти к месту своего последнего сна. Наконец, остановившись на пустой полянке, покрытой нежной травкой, она бережно уложила на землю свою ношу, достала лопатку и начала копать. Земля была мягкой, но иногда попадались камни. Из-за этого Зоечка, непривычная к физической работе, потратила почти час на то, чтобы выкопать полуметровую яму. Она отдыхала некоторое время, стоя на коленях, потом вынула из пакета труп кота, аккуратно закопала, притоптала. Еще час ушел на то, чтобы собрать камни и устроить над могилой холм из булыжников. Закончив работу, она стала оглядываться, пытаясь запомнить место, и вяло подумала, что это ей уже ни к чему. Ее жизнь стала абсолютно бессмысленна, вряд ли она сама доживет теперь до утра.
Зоя направилась к остановке троллейбуса, испытывая облегчение от того, что так хорошо похоронила Бегемота. В свой двор, наполненный звонкими голосами играющих детей, она вернулась уже в сумерках, купив по дороге бутылку водки – помянуть. И, по возможности, забыться. А лучше – умереть.
Когда Зоечка подошла к своему подъезду, на скамейке сидел Антон. Она остановилась напротив него, стала смотреть, ожидая, что он исчезнет. Возможно, после похорон Бегемота у нее начались настоящие галлюцинации, Антон ей мерещился. Может, это кто-то очень похожий? Нет, это действительно когда-то горячо любимый, ее глупый Антон. Он крепко спал, некрасиво уткнувшись светлой растрепанной бородкой в грудь. Его руки, безжизненно свесившиеся с колен, были опухшими, побитыми и грязными – будто не она, а он копал этими руками в лесу могилу, разбивая их о камни. Рядом комом вздыбилась бесформенная сумка, грязная и местами порванная.
Из дверей вышла соседка с мусорным ведром, недовольно заворчала:
– Напился, что ли? Фу, мерзость какая! Убрала бы ты его отсюда.