Она не умела стрелять

Зоечка оглянулась на соседку, подошла к Антону вплотную и легонько тронула его за плечо. Ей все еще думалось, что от этого легкого прикосновения он растает в воздухе. Антон испуганно вскинулся, увидел Зоечку и вдруг густо покраснел – так сильно, что веснушки на щеках и носу стали коричневыми. Он хотел что-то сказать, но прикусил губу, отчаянно глядя ей прямо в глаза. У него был странный взгляд – будто он пережил конец света и не знал, как с этим справиться. Похудевшее лицо показалось ей до предела изможденным, веки воспалились, давно не мытые волосы были всклокоченными.

– Что ты тут делаешь, Антон?

Произносить вслух его имя было приятно, но Зоечке показалось, что обращается к нему не она, а какая-то другая женщина, постаревшая и равнодушная, а ей самой уже давно безразлично, как его зовут.

– Зоя, я был неправ, прости меня, ошибался, как последний лох. Знаю, что не простишь. Но мне некуда идти. Пусти переночевать и отоспаться – на вокзале пьяные самообороновцы привязались, еле ушел. А завтра я пойду к Палычу, попрошу помочь. Сегодня нет сил. Давно не спал. Помоги, пожалуйста.

– Что с тобой произошло?

Она спросила, потому что не знала, что отвечать. Умоляющий взгляд Антона ее пугал, парень выглядел сумасшедшим. Казалось, еще чуть-чуть, и он отключится, превратившись в тупое бесчувственное существо. Ей страстно захотелось удержать его, прижать к груди его грязное лицо.

Антон смотрел в ее шоколадные глаза, спрятавшиеся за выпуклыми стеклами очков, и уже не мог оторвать взгляд. За секунду пронеслась перед ним жизнь с того момента, когда он покинул эту бесстрашную и совершенно одинокую девушку. Он не мог ей рассказать, как, воодушевленный возможностью вернуться в семью, кинулся к родителям, но встретил глухую враждебность. Его обвинили в предательстве Украины, стали упрекать в том, что он прибежал из Крыма, как только прищемили хвост. Над ним насмехались, его унижали и относились с легким презрением, словно к паршивому шакаленку, захотевшему побегать с волчьей стаей. Он ни за что не смог бы ей рассказать, как его образованные братья, возбужденные революцией на Майдане, стали заставлять его громко кричать «Слава Украине» и «Героям слава», а когда он наотрез отказался, один из них заломил ему руки, а второй попытался обрезать волосы. Антон тогда вырвался, схватил ножницы, и в сердцах вонзил старшему ладонь. Мать, ставшая после его возвращения холодной и злой, без жалости выгнала его на улицу.

Ночевал Антон под домом на скамье, вздрагивая от малейшего звука. Почему-то именно в ту ночь он натерпелся совершенно нечеловеческого, животного страха, заметив наблюдавшие за ним из-под раскидистого куста красные светящиеся глаза какого-то животного. У него так и не хватило решимости подойти и посмотреть, кто это – крыса, выдра или кошка, и он просто обреченно ждал, когда это «нечто» нападет и высосет его кровь.

Ему стыдно было говорить Зоечке про то, что соседи, узнав, что он приехал из Крыма, постоянно спрашивали, чей Крым, требуя немедленного однозначного ответа, и презрительно называли его «крысчанином». Были и такие, кто ему искренне завидовали, в глаза называли идиотом, потому что он из Крыма уехал. Это было еще хуже, чем «крысчанин». Пока он находился в Крыму, возмущенный тем, что там происходило, он был уверен, что главная причина его депрессии – Россия. Оказавшись в украинском Николаеве, столкнувшись с суровыми проявлениями местной политической реальности и отбросив все надуманное, Антон очень быстро осознал, что всего лишь хотел быть со своей семьей и долгие годы искал весомый повод, чтобы это сделать. Переход Крыма в Россию показался ему именно таким поводом. Он опрометчиво решил, что после отделения Крыма у него остался единственный шанс сказать матери и отцу, что он настолько нуждается в них, что даже бросил любимую девушку, что он – на их украинской стороне и не согласен с тем, что произошло в Крыму.

Но его согласие или несогласие в Николаеве никому не было интересно. В глазах его семьи, родственников и друзей Крым после перехода в Россию стал несмываемым пятном позора, словно отличительный знак, нашитый на спине заключенного в концлагере. Даже в порту, куда Антон пытался устроиться на работу, его сразу завернули, увидев временную прописку – приходи позже, когда Крым вернется в Украину.

Почти после месяца скитаний его арестовал военный патруль и, проверив паспорт, отправил в отделение. Там оформили привод за бродяжничество, посадили в камеру к двум проституткам и дебоширу-алкоголику, вызвали повесткой отца. Тот подписал бумагу, согласно которой Антон должен был немедленно отправиться в зону боевых действий. При транспортировке в военкомат Антон умудрился сбежать, украл на рынке у зазевавшейся торговки деньги, сел на отходящий автобус и уже к вечеру был на границе с Крымом. На украинском блокпосту его пропустили без проблем – видимо, данные из военкомата еще не поступили.