Она не умела стрелять

Он решил не терять времени. Марьяна была настолько плоха, что Гена повернул на Краснодар, там быстро нашел городскую больницу, предъявил документы и разрешения. Это сработало – сразу прибежал дежурный врач, стал оформлять историю болезни. Счастливый тем, что ему хватило ума не прорываться в Симферополь, Гена уснул на стуле в приемном покое в тот момент, когда каталку с бесчувственной Марьяной повезли к лифту. Его пытались будить, взывали к совести, лили на лицо водой – все было бесполезно. Тогда на него махнули рукой, переместили в угол, где после алкогольного забытья приходили в себя пара бомжей, и оставили в покое. Там он благополучно проспал ровно сутки.

Проснувшись, Гена запаниковал – он решил, что находится в Донецке и пропустил время выезда через блокпост, начал скандалить, требовать Марьяну. К счастью, дежурный врач оказался понятливым, бойцов с посттравматическим синдромом наблюдал неоднократно, поэтому довольно быстро вывел Гену из шокового состояния, спокойно объяснил ситуацию, напоил кофе. Гена остыл и расслабился.

Всю неделю он ночевал в машине на стоянке перед больницей, и каждый день врачи категорически отказывались пускать его к ней в реанимацию. Он был уверен, что от него скрывают ее смерть, но ничего сделать не мог – ответ был один: «Операция прошла успешно, но больная крайне истощена, находится в медикаментозном сне. Состояние стабильное, ждите». И он ждал, почти обезумев от горя. Когда Марьяну перевели в палату интенсивной терапии, Гена, еще не веря себе, медленно поднялся на этаж, надел халат и бахилы, торжественно вошел в палату и сел на стул. Потом не выдержал, обнял ее худенькое невесомое тело и громко разрыдался. Успокоился он только тогда, когда почувствовал, что она трогает слабой рукой его затылок. Он отпустил ее.

– Генчик, почему ты плачешь?

– Это от радости, моя козочка.

Нет, ничего не осталось от той Марьяны, которую он сначала так яростно ненавидел и которую потом так страстно, до умопомрачения, желал. Но до конца своей жизни он готов был теперь выхаживать ее, даже если она не сможет ходить – только бы она жила, только бы смотрела на него своими внимательными серыми глазами, в память о том неземном счастье, которое он успел с ней пережить.

Он стал проводить в палате все время, даже когда она засыпала, ухаживал за ней, как за собственным ребенком, кормил, купал, переодевал в чистую одежду, натирал кремом сухую кожу ступней, читал книги. Они много разговаривали – о Ксане, Родионе, о судебном процессе в Москве. Гена рассказывал о случившемся со всеми подробностями и сам ужасался тому, как много зла испытали все они за такое короткое время.

– Ты знаешь, – говорил он ей задумчиво, – мне иногда кажется, что мы оказались на настоящем разломе, какой бывает только во время войны, хотя войны нет. Даже объяснить не могу правильно. Никогда бы не подумал, что такое могло произойти со мной, да еще в мирном Крыму.

– Так война, Генчик, уже случилась, она совсем близко. И разлом случился. Крым ушел, восток Украины тоже. Мне до сих пор дико, что под Донецком, который я так любила, стреляют, аэропорт разрушен, больницы и морги переполнены, сама освидетельствовала трупы десятками.

– А Родион тут при чем? Он же московский, благополучный.

Марьяна пожала здоровым плечом.

– Это ты сам у него потом спросишь, но согласись, его неприятности тоже начались с Крыма.

– Да, верно. Из-за Александры. Наверное, об этом можно было бы написать книгу, но никто не поверит, – Гена усмехнулся. – И все случилось только потому, что одна слабая перепуганная женщина бросилась бежать, потому что была невиновна.

– Думаю, ваша Александра Романова именно такую книгу скоро напишет, и ей поверят – вот увидишь.

– Что, и обо мне напишет? – Гена посмотрел недоверчиво.

– Ну да, как же без тебя…

Он вдруг застеснялся, что-то вспомнил, сердито нахмурился.

– Представляешь, меня в донецкой больнице девка с гипсом назвала гоблином. Я что, действительно на него похож?

Марьяна рассмеялась.

– Просто копия! Наклонись ко мне, я тебя поцелую, – она протянула к нему здоровую руку, ласково погладила его подбородок, – обожаю гоблинов!

…Долго выхаживать Марьяну не пришлось – она очень быстро стала поправляться и уже через неделю с его помощью поднялась с постели. Когда они стали прогуливаться вместе по широкому коридору, надеясь добраться до дивана в соседней рекреации и там передохнуть, она вдруг остановилась, потянула его к подоконнику.

– Что, Марусечка, устала? Плохо тебе?

– Знаешь, Генчик, я хочу признаться, а то потом сил не будет, не решусь, – она смущенно улыбнулась.

– В чем, моя кисочка?

– Я ведь влюбилась в тебя, не дождалась, стала сходить с ума и просто сбежала, чтобы умереть. Мне очень хотелось умереть. Прости, я действительно тебя подвела, не думала, что у тебя настолько все серьезно. Я решила, что ты меня бросил.

Гена прижал ее к себе, нежно погладил по голове.

– Ну, умереть тебе почти удалось. Знаешь, давай забудем обо всем, что было, и никогда не будем вспоминать, потому что страшно. А через три дня поедем домой.

– Домой? Но куда?