Она не умела стрелять

Номер и не мог быть правильным – квартиру оформили на чужой паспорт, номер придумали. Гена спрятал нож, шумно устроился за столом напротив. Зверски хотелось есть, но для этого надо было выпроводить эту фифу вон и заняться ужином.

– Вам нужен мой номер телефона?

– Да.

– Ну, вообще-то мне не нравится, что вы вошли без моего ведома, – он проговорил это с явной угрозой, но она даже не пошевелила тонкой бровью.

– Можете проверить мои отпечатки пальцев – они на кухне и в туалете. В комнате я не была, в ваших вещах не рылась.

Гена вздохнул, щелкнул кнопку электрочайника и прямо из банки насыпал себе в чашку растворимый кофе.

– Вы что, постоянно теперь будете так заходить? Без предупреждения?

– Нет. Вы мне дадите телефон, раз в месяц я буду звонить, приходить и осматривать квартиру. Это прописано в договоре.

– Я не смогу дать вам телефон.

– Тогда я буду приходить без предупреждения.

– Б*ть… – Гена засопел и отвернулся от нее.

Женщина поднялась, оказавшись неожиданно высокой. У нее была гибкая фигура танцовщицы, идеально ровная спина. «Интересно, сколько ей лет? Лицо гладкое, морщин немного, а глаза, как у старухи – пустые, перегоревшие». Такие глаза он видел только на войне.

– Простите за вторжение. Заеду через месяц. Проверять буду сантехнику и состояние газовых приборов, я несу за них ответственность. Это тоже прописано в договоре. Комната меня не интересует.

Она закончила свой монолог и вышла в коридор. Совершенно завороженный этой странной женщиной, Гена двинулся за ней. Она самостоятельно надела темное пальто, водрузила на голову черную фетровую шляпку с какой-то нелепой загогулиной, сразу сделавшись похожей на ведьму Маргариту из фильма по роману Булгакова. О том, чтобы подать ей пальто, у Гены даже не возникло мысли. Привыкший контролировать каждое событие своей жизни, он не мог взять в толк, как могло случиться, что в его логове оказалась чужачка, и злился. Где он допустил ошибку, чем ему это может грозить? Может, она и есть убийца? Тогда почему не застрелила его сразу?

Когда за ней захлопнулась дверь, он долго стоял в коридоре, покачиваясь с носков на пятки, и даже заглянул в зеркало – не осталось ли там ее отражение. «Действительно, ведьма! Наверняка, одна из городских сумасшедших! Увижу в следующий раз – припугну». Но мысль о том, что ее можно припугнуть, показалась жалкой – в глазах женщины страха не было, только унизившее его полное равнодушие. «Тогда утоплю в ванной», – мрачно пообещал себе Гена и направился в комнату. Есть перехотелось. Он устроился на диване и включил телевизор, но на экран смотреть не стал. Оставшийся в коридоре и кухне тонкий запах легких весенних духов взбудоражил его воображение, заставив испытать острое сожаление, что он никогда не был женат и до сих пор один. Ему пятьдесят. А что дальше?

Еще десять лет назад одиночество его полностью устраивало. Никому ничего не надо было объяснять, переживать, что дома останется ребенок-сирота. Всегда можно было нагнать таинственности вокруг своей персоны и легко исчезнуть из любых отношений, не прощаясь. Впрочем, дамы особого интереса к Гене не проявляли, внешностью он не выдался. Кожа с подросткового возраста была побита оспой, черты лица будто грубо сработаны из куска дерева, и в нем – маленькие глазки-буравчики под густыми нависшими бровями.

К себе Гена относился с юмором и на разборчивых дам не обижался, а неразборчивых обходил стороной. Сослуживцы иногда в шутку называли его «Шреком», и он действительно был на него похож – такой же большой и неуклюжий увалень. Но, если возникала необходимость, он становился ловким, как зверь, на заданиях считался одним из лучших. А потом его комиссовали по возрасту – на смену пришли более молодые, сильные, сообразительные, жестокие.

Оставаться в штабе Гена не захотел – слишком унизительно было чувствовать себя старой заезженной клячей, которую держали в конюшне из милости, в знак уважения к прошлым заслугам. Именно тогда Гена впервые почувствовал, как плохо быть одному – никто в нем больше не нуждался, хотя оставались и силы, и навыки. Но ему повезло. Удачно устроившись на работу к Родиону, Гена ожил, бросил пить и скоро стал гордиться тем, что они оба такие убежденные холостяки. Это казалось ему высшей степенью мужской самодостаточности. Но, к неудовольствию Гены, через год его шеф женился. Узнав Виолетту поближе, Гена утвердился в мысли, что это крайне неудачный брак, но хозяину ничего не сказал – сами разберутся. А в последнее время его наниматель слишком много внимания стал уделять случайно спасенной ими Александре Романовой. Впрочем. Правда, она того стоила. По сравнению с вертихвосткой Виолеттой Ксана была настоящим сокровищем. Но об этом он Родиону тоже ничего не сказал, опасаясь усугубить и без того тяжелые отношения хозяина с женой.

Так и не додумав свои невеселые мысли, навеянные странной гостьей, Гена уснул под включенный телевизор.