Она не умела стрелять

– Нет, наоборот, я вообще не хочу иметь детей, потому что не справлюсь с этим. Слишком поздно. Страшно сказать, но они меня бесят, особенно когда визжат во дворе.

– Ну и ладно, – Антон закрыл глаза и блаженно засопел.

Зоечка с удивленным лицом приподнялась на локте, воскликнула:

– Но ты же молодой, начнешь мечтать о ребенке!

Благодушное настроение исчезло внезапно, словно ее вопрос разрушил наступившую идиллию. Надо было ответить. Он сел, потер глаза, чтобы стряхнуть дремоту, подумал. Потом опрокинул ее в подушки, обнял и снова прижал к себе.

– Зойка, знаешь, почему мы вместе?

– Наверное, звезды так легли. А вообще нет, не понимаю.

– Потому что ты сама ребенок, хоть и строишь из себя взрослую. И мне, законченному эгоисту, безумно нравится тебя опекать. Поверь, еще одного ребенка я в семье не потерплю и начну тебя жутко ревновать.

– А что, до меня у тебя таких отношений не было?

– Были короткие встречи, а настоящих отношений никогда не было. Почему-то ко мне все относились, как к вечному подростку – погулять и все. Ты первая воспринимаешь меня всерьез, восхищаешься, доверяешь. Не поверишь – я уже десять лет брюк не надевал, на концертах не бывал.

– Но ты же разбираешься в музыке!

– Разбираюсь! Только никому это не интересно.

– Мне интересно.

– Зойка, я тебе обожаю, – он прижал ее к себе, погладил по голове, – спи, все будет хорошо.

Они уснули одновременно, а рядом, на подушках, с облегчением задремали их уставшие ангелы-хранители, вконец замучавшиеся так долго вести друг к другу разных и, вместе с тем, похожих людей. На Земле в этот миг стало чуть-чуть меньше зла, а в небе загорелось новое яркое созвездие.

…Сразу из Домодедово Родион поехал на такси в офис и почти час ждал приема у своего тестя, пока тот совещался с заместителями. Он не был записан, но отказался от более удобного времени, согласившись ждать – поговорить ему было необходимо именно сегодня, не оттягивая решение своей проблемы. После близости с Александрой, такой нежной, чистой, ласковой, непосредственной – он больше был не в состоянии лгать и притворяться, потому что отчетливо понимал – лгал он отныне только самому себе. Неприятности начнутся сразу, как только он выйдет из этого кабинета, и эти неприятности будут катастрофическими. Конечно, еще можно было отступить – судьба в виде вежливой секретарши, предложившей другое время аудиенции, дала ему такой шанс, но он не принял подачу. Не захотел.

Родион долго и тщательно готовился к этому разговору, понимая в глубине души, что любая подготовка бессмысленна. Оставаться в неопределенном состоянии мужа Виолетты он больше не мог – у него фактически не было ни собственного дома, ни семьи, ни будущего. Из старой жизни он ушел окончательно, точка невозврата осталась где-то позади, в Коктебеле. Новая жизнь была также далека и неопределенна, как мифическая Атлантида. Что его ждало в этой новой жизни, какие беды и катастрофы? Но, как ни странно, страшно не было. Эта новая жизнь манила яркостью красок и новыми чувствами. При мысли о том, как совсем недавно он держал в руках жаждущее податливое тело Ксаны, ему стало жарко.

Нет, не думать сейчас об этом! Но не думать не получалось. У него теперь была она – единственная женщина, с которой он почувствовал себя властелином вселенной, почти богом.

…Наконец, его пригласили в кабинет с небольшим зимним садом и панорамными окнами. Тесть распахнул ему навстречу объятья.

– Ну, дорогой, давно тебя не было! Рад, искренне рад! – он похлопал его по спине.

По глазам его Родион понял, что Виолетта в собственной интерпретации известила отца о том, что муж оставил ее одну на Новый год, но тесть никогда первым не раскрывал карты, он выжидал, что скажет Родион. Они некоторое время обсуждали рентабельность филиала в Симферополе. Когда возникла пауза, Родион расслабленно откинулся на спинку стула. Пора было начинать сложный разговор, не было смысла оттягивать. На секунду он подумал о том, что еще можно остановиться, перевести встречу в безобидное русло. Но эта мысль оказалась какой-то пустой – промелькнула и исчезла, не оставив следа.

– Я по личному вопросу, Игнатий Васильевич.

– Дорогой, какие у тебя могут быть личные вопросы? Виолетта, что ли, балуется? Так она девушка молодая, ей скучно без тебя. Ты уж прости ее, – тон его стал почти заискивающим, – а что проучил маленько, так правильно. Впредь осторожней будет.

Родион понимал, что тесть будет любыми способами уводить его от сути, и решил не тянуть.

– Я хочу подать на развод. Наш брак был ошибкой, я не люблю вашу дочь.

Тесть тоже откинулся на спинку стула, будто его толкнули в грудь, его лицо сделалось жестким.

– Та-ак, – он потер большим пальцем подбородок. – Ну, и кто тебя заставляет любить ее? Ты же не за этим женился. Или я что-то не понимаю в нашем совместном бизнесе?

Родион поймал себя на том, что начал теребить ручку, с усилием остановился, зажав ручку в ладони.

– Это не важно, Игнатий Васильевич. Я не могу вести наш совместный, как вы сказали, бизнес с Виолеттой в качестве жены. Каковы будут условия развода?