Она не умела стрелять

Тесть сделался холодным, словно каменная глыба, встал со стула, оперся руками на стол. Появилось ощущение, что он стал выше ростом и шире в плечах.

– Ты, значит, уже все решил? Это из-за Крыма? Ты в этой отстойной Тьмуторакани совсем разум потерял? Поэтов местных начитался?

Родион вдруг озлился, но вставать не стал, намеренно глядя на тестя снизу вверх.

– Вы сами знаете, из-за чего. Уверен, она рассказала. Я многое готов терпеть, только не любовников, которые пьют вместе со мной в столовой кофе и спят в моей постели. Есть определенные границы. Кажется, ваша дочь решила, что может делать все, что вздумается, только потому, что это совместный бизнес.

Тесть подошел к окну, заглянул в бездну, на дне которой мелькали разноцветные игрушечные машины, повернулся. На его лице заиграла улыбка, которую Родион очень хорошо знал – это была улыбка хищника, начавшего охоту.

– А ей действительно можно всё, Родион, слишком большой калым был тебе выплачен.

– Я готов отказаться.

– Не выйдет, назад дороги нет. Да и что я скажу людям? Что от меня соучредитель из-за дочери ушел? Не поверят. Темнишь ты что-то, дорогой зятек. Небось, новая брачная сделка наклевывается? Так поделись, может, я в долю войду, – тон его стал шутовским.

Родион поднялся.

– Значит, развод с вами обсуждать бесполезно?

Тесть медленно обошел длинный стол, встал вплотную, сцепив руки за спиной, покачался с пяток на носки. Их глаза были на одном уровне – спокойные, почти равнодушные Родиона и колючие, холодные – хозяина кабинета.

– Знаешь, мне перемены в составе директоров не нужны. Ты хоть свой. Был… Давай-ка не кипятись, обдумай все как следует. А с Виолеттой я поговорю. Действительно, распоясалась… Вся в мать-потаскуху.

Родион повернулся и молча пошел к выходу.

– Стой!

Он остановился, но поворачиваться не стал, ему не хотелось встречаться с тестем взглядом.

– Если не передумаешь, знай, у меня есть что на тебя повесить, грешки в хозяйстве за последние годы поднакопились. Посажу за сокрытие налогов на десять лет, как козла отпущения. Хоть здесь службу сослужишь.

Родион вышел, не попрощавшись. Теперь он знал, к чему готовиться. Возникло острое ощущение пустоты, в которую он начал неудержимо падать, будто отчаянно шагнул в пропасть. Бездна притягивала, на миг показалось, что лучше сразу перестать сопротивляться и умереть. Но он тут же невероятным усилием воли взял себя в руки – еще ничего не произошло. И неизвестно, в какую сторону развернутся будущие события.

После разговора с тестем вокруг Родиона возникла негласная зона отчуждения. Он это чувствовал по тому, как с ним здоровались и разговаривали сотрудники – с испуганными глазами, словно боялись быть замешанными в надвигавшемся скандале. Поэтому он почти все время проводил в своем кабинете – тщательно вычищал компьютер от лишней информации, перебирал скопившийся за годы работы архив, общался по телефону с адвокатами, которые начали подготовку к разводу. Он даже не боялся, что его могут прослушивать, ему нечего было противопоставить тестю, кроме своей решимости.

Родион почти смирился с тем, что ему придется отсидеть срок. Временами, в минуты слабости, накатывала паника, и он начинал отчаянно искать выход – в тюрьму не хотелось до умопомрачения, это казалось по-настоящему жутким. Но потом он вспоминал избитую пастухом Александру и успокаивался. Тюремная зона – не самый худший вариант, чтобы в будущем обрести полную свободу. Главное, чтобы Александра его дождалась. Если он будет верить, это придаст ему сил. Значит, надо заставить себя верить.

К счастью, Виолетта отдыхала в Таиланде, и Родион хоть на некоторое время был предоставлен сам себе. По вечерам он бродил по дому и освещенному фонарями саду, прощался со всем, что ему было когда-то так дорого. Всего тринадцать лет назад он купил участок, сам утвердил проект, контролировал строительство, вместе с дизайнерами обсуждал обустройство комнат и территории, привозил из-за границы картины и предметы декора. Тогда он был уверен, что создает для себя новую жизнь – уютную, спокойную, безопасную. Он мечтал, чтобы в старости к нему приезжали дети и внуки, рассказывали новости. И чтобы жена была рядом – понимающая, рассудительная. Только теперь он понял, насколько был наивен, выстраивая радужное будущее – будто бездарно намалевал примитивные лубочные картины. Не хватало только дворовых девок в кокошниках и самовара на деревянной веранде.

Странно, но он не мог представить себе в этом доме Ксану. Современное великолепие дорогого особняка по сравнению с ее строгой простотой выглядело пошлым. Задуманный когда-то как семейное гнездо, дом стараниями Виолетты превратился в отлично декорированный бордель. Он знал, что при бракоразводном процессе недвижимость у него отберут, но это его уже не беспокоило. Если еще год назад он даже предположить не мог, что роскошь перестанет его радовать, то после сдержанной элегантности коктебельской дачи весь этот московский антураж показался музейным.