Они не те, кем кажутся (сборник)

Завелся мотор дрезины, Ершик огляделся по сторонам: почти все свободные места уже были заняты. Надо же, время пролетело, а он и не заметил. Свет станции остался позади, яркий фонарь выхватывал из темноты выступы бетонных колец, толстые серые кабели убегали назад, и незнакомое ощущение – сильный ветер в лицо. Ну и скорость, обалдеть можно, тридцать километров в час!

Когда дрезина-трамвай остановилась, Ершик аж подпрыгивал от нетерпения: поскорей бы посмотреть на самую красивую, как народ говорил, станцию метрополитена. Уж до чего кольцевой Проспект Мира хорош с лепниной и медальонами на колоннах, но куда его скромному потолку-сеточке до этих картин? Оглянувшись на Старого, вдруг словно приклеился к скамейке: рядом сидел не тот уже добрый приятель и терпеливый собеседник, а будто незнакомый боец – подобравшийся, как кошка для прыжка, он первым шагнул к выходу. На платформе ожидал человек в зеленой форме, сразу определивший, кто из пассажиров ему нужен, – молча протянул Старому руку, но не для приветствия, а за документом. Сверив фотографию в паспорте с лицом, на которое теперь без дрожи в коленках и не взглянешь, произнес:

– Гражданин Самарин, следуйте за мной. – Развернулся и быстрым шагом направился к переходу на Красную Линию.

Самарин-Старый не тронулся с места, сначала помог выбраться Ершику, пожал ему руку:

– Дела срочные, брат, скоро увидимся. – Но его ободряющей, почти отцовской улыбки Ершик уже не дождался, только проводил взглядом широкую спину. Да, дела…

Глава 5 Комсомольские

В шее скоро начало похрустывать, как у старого Владимира Афанасьевича, но и не смотреть на потолок Ершик не мог, невозможно удержаться. Неужели человечество когда-то было таким могущественным, что могло создать эту красоту? Уже одни туннели, пронизавшие землю в разных направлениях, казались творением высших сил – не может быть, чтобы их построили такие же люди, как те, у которых две руки, две ноги и голова в придачу. А украсить бетонный свод такими картинами… Кто способен на это? Ершик даже не разглядывал деталей мозаики, впитывая ощущение красоты целиком, как чудо. Его родную станцию украшали только колосья и повторяющиеся на желтых плитках и металлических ажурных вставках волнистые линии – он как-то спросил Сан Саныча, что это значит, а тот ответил: наверное, море, Рига-то приморский город… И замолчал надолго, видно, вспомнив что-то свое.

Ершик долго бродил по платформе, потом пытался продать хоть пару книг, да никто не купил. Теперь, придя в себя после первого ошеломляющего впечатления от этой необыкновенной станции, он почувствовал, что люди все же нервничают, поглядывают с опаской в туннели. Если на Проспекте Мира он только слегка ощущал общее тревожное настроение, то здесь, даже зная, что прямо сейчас ему ничего не угрожает, Ершик тоже начал приглядываться к черным дырам в конце платформы. Стоило отойти ненадолго от Старого, как снова мальчик явственно ощутил, что остался один в незнакомом месте. Поскольку никакой выгоды от Комсомольской-кольцевой он больше не ждал, а любоваться на нее можно бесконечно, Ершик дал себе слово обязательно еще раз рассмотреть здесь все как следует. А куда денешься? Обратно только через Кольцо… Теперь для перехода на другую линию ему нужно было не подняться наверх, а наоборот, спуститься. В длинном коридоре люди и жили, и торговали – похоже, переход примирил на время рыночную экономику Кольца с народным потреблением коммунистов, потому что люди попадались всякие. Лоток с книгами больше всего заинтересовал Ершика, но, приценившись к одному из сборников сказок, какие и ему самому в руки попадались, он еле удержался, чтобы не присвистнуть: вот жлобы! У него-то на Проспекте покупают за гроши, а здесь продают… Ноги несли вперед, а голова была занята сложным арифметическим подсчетом: сколько начального капитала требуется, чтобы честно заплатить ввозную пошлину, а сколько выйдет чистой прибыли, если отдать сталкерам столько же, как и раньше… Это в том случае, если мать сразу же, как только блудный сын покажется на Рижской, не оторвет ему голову и он вообще попадет сюда в ближайшие годы до совершеннолетия! За этой нехитрой бухгалтерией Ершик проскочил весь переход и включился в реальность, только наткнувшись на очередь к пропускному пункту на Красную Линию. Раз уж где-то тут находится Старый, то и ему сюда надо, подождет Кольцевая.

Теперь прибывших проверяли намного основательнее, осматривая сумки и одежду. Ершик понял, что так просто проскочить, как на Проспекте Мира, уже не получится – там он примелькался, был почти своим, вот и пропустили. Когда последний человек, отделявший его от строгого офицера, вдруг отошел в сторону и Ершик оказался прямо перед столом, в голове все еще обреталась полная пустота, никакого плана действий он не придумал и решил сориентироваться по ситуации:

– Я потерялся. Пришел с дядей, а он, кажется, уже у вас на станции. Я на Кольцевой задержался. – И пусть попробуют сказать, что это неправда! Все-таки Старый – не тетя.