– Ко мне? Насовсем? Или на эту, что ли, ночь? Как вы можете об этом просить!
– Поймите: тяжело ему с Галей. Она же…
– Знаю: любит насмерть женской любовью, а играет в чистую дружбу! Почему же ко мне? Со мною легче ему, что ли?
– Эх, сами себе не хотите счастья!
Да, он так и сказал: «счастья»! Но в счастье с любимым не верю – ни для себя, ни для кого.
– Уведите его к себе, – продолжает Грузинов, – и держите крепко. Не себя, так его пожалейте!..
– Ко мне невозможно – ледяной чулан!
Дело не только в том, то в моих «меблирашках» на Волхонке идет ремонт антресолей, где я жила, и меня временно поселили в каменном чуланчике с крошечным оконцем и «буржуйкой»; что днем у меня вода в кувшине замерзает: я уже твердо знаю, что будет ребенок. И мне надо очень беречься, если я хочу благополучно его доносить. Но в этом я никому пока не открываюсь.
На прямую просьбу Есенина о том же отвечаю невнятным отказом… Ко мне невозможно… Сама сейчас хоть дома не ночуй!..
Больно было думать, что Сергей скитается бездомный и некуда ему приткнуться, если не к Гале Бениславской, с которой, видно, ему и впрямь тяжело. А Сергей стоит, припав спиною к стене. И вдруг разражается длинной хлесткой руганью… И я убегаю, простившись только с Грузиновым. Тот смотрит мне вслед с осуждением…»
Еще одна встреча.
«Поздняя осень двадцать третьего. Мы вдвоем на извозчике.
– Почему у нас с вами с самого начала не заладилось? Наперекос пошло. Это ваша была вина, – уверяет Сергей. – Забрали себе в голову, что я вас совсем не люблю! А я любил вас… По-своему.
«Видно, уж слишком по-своему!» – подумалось мне. А вслух отвечаю:
– Наоборот. Я всегда это знала. Будь иначе, уж как-нибудь нашла бы в себе силы начисто оборвать нашу связь. Если не иначе, то вместе с жизнью».
Потом Есенин оказался в больнице на Большой Полянке, и Надежда Вольпин отправилась его разыскивать.
«– Наконец-то явилась! – говорит Есенин. – Ну, идем же ко мне.
Я не стала объяснять, как узнала засекреченный адрес. Оставила на совести у его «ангела-хранителя» Галины. Она небось сама перед собой оправдывается тем, что сейчас встреча со мною будет ему во вред!..
Есенин читает Надежде стихи:
Да, я всегда знала: милых вагон, а любимой нет! Может быть, никогда и не было, сколько бы ты ни выдумывал, ни внушал себе и другим, что знал в прошлом, единожды, большую любовь…»
Приведем еще сцену из воспоминаний Надежды Давыдовны, когда она подвыпившего Есенина отвезла к… Бениславской. По словам Есенина, Галина была больна и ей надо отвезти какую-то еду. Сцена прелестная:
«… Смотрит на меня. Удивленное:
– Вы?
Не ждала, наивная ревнивица, что приведу Есенина к ней, не к себе!..
А тот, запинаясь, винится, что не донес ее ужин… Меня Сергей не отпускает – куда ты, надо же хоть обогреться.
И вот он возлежит халифом среди сонма одалисок. А я тихо злюсь: да разве не могли они сварить хоть кашу, хоть картошку своей голодной повелительнице? Или партийное самолюбие запрещает комсомолке кухонную возню? Дубины стоеросовые!
Различаю среди «стоеросовых» стройную Соню Виноградскую и еще одну девушку, красивую, кареглазую, кажется, Аню Назарову. Идет глупейшая игра… «А он не бешеный?» – Пощупаем нос. Если холодный, значит, здоров». И девицы наперебой спешат пощупать – каждая – есенинский нос. «Здоров!» – «Нет, болен, болен!» – «Пусть полежит!» Есенин отбивается от наседающих «целительниц поэзии».
– Нет, ты, ты пощупай! – повернулся он вдруг ко мне. Прекращая глупую забаву, я тихо погладила его по голове, под злобным взглядом Галины коснулась губами век… и заспешила на волю: мне еще ползти на Волхонку в свою промерзшую конуру… Сергей пытается меня удержать.
– Мы же не поговорили… о главном.
– Успеем. Я не завтра уезжаю.
«Главное» – это решение сохранить ребенка и переехать в Петроград…
Есенину трудно поверить, что я и вправду решила сама уйти от него. Уйти «с ребенком на руках», как говорилось встарь…»
По этому поводу кто-то даже сочинил частушку: «Надя бросила Сергея без ребенка на руках!»
Как замечает Вольпин: «Все разговоры эти велись как-то бегло – Сергей не нашел в себе мужества самому прийти ко мне и толком объясниться – видно, понимал, что я не сдамся, на аборт не пойду. Но главное не понимал – что ребенок мне нужен не затем, чтобы пришить Сергея к своему подолу, но чтобы верней достало сил на разлуку. Окончательную разлуку!..»
Вольпин, как Бениславская (все есенинские женщины имеют какие-то параллели между собою), была женщиной гордой и самостоятельной. Ребенок? Ребенок будет не Есенина, «не наш, а мой».
12 мая 1924 года в Ленинграде родился Александр Есенин-Вольпин.