Как это высокомерно и презрительно: балалаечник! Будто сам Маяковский играл исключительно на элитных инструментах: на виолончели или скрипке. Ему вообще казалось, что он самый лучший, красивый и умный, недаром он писал «Себе, любимому, автор посвящает эти строки». Подобного самовлюбленного эгоцентризма у Есенина нет и в помине.
Как-то в кабаре известный конферансье Михаил Гаркави, завидя Маяковского, объявил: «Вот еще один знаменитый поэт. Пожелаем и ему найти себе какую-нибудь Айседору». Маяковский не остался в долгу и громко пробасил: «Может быть, и найдется Айседура, но айседураков больше нет».
Обидный выпад Маяковского Есенин «проглотил».
Когда Сергей Есенин покончил свои счеты с жизнью и по стране прокатилась волна самоубийств, Маяковский выступил со стихотворением, посвященным Есенину. В нем он вроде бы признал поэтические заслуги своего бывшего оппонента («Вы ж такое загибать умели, что другой на свете не умел»), но тут же вдогонку за «балалаечником» приклеил еще один обидный ярлык: «звонкий забулдыга подмастерье». А главное, в конце стихотворения перефразировал есенинские строки:
То есть, другими словами, как бы говорил: слабак Есенин, испугался жизни и смылся, а жизнь надо делать, лепить, строить. Ну что ж, поучать всегда легко. Но 14 апреля 1930 года, через 4 с половиной года, Владимир Владимирович сам нажал на курок. Не смог делать, лепить и строить? Или, как он выразился в стихотворении «Сергею Есенину», «это время – трудновато для пера»?
Да, возможно, виновато время. Это одна причина. Другая: путь, который выбрал Маяковский, тоже оказался тупиковым. Маяковский, как талант, пытался держать всю власть на своих плечах, эта власть его и придавила.
Вот так и ушли из жизни два титана: один русской, а другой – советской поэзии.
Один шумно. В левом марше. С товарищем маузером. Другой тихо. В одиночестве.
«Словно» он «весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне». Проскакал – и исчез. И все хочется смотреть ему вслед. А кругом – «несказанное, синее, нежное…» Это когда читаешь стихи Есенина, а когда посмотришь вокруг: «Напылили кругом. Накопытили…»
И вопрос: «Как жить дальше?..»
Солнечный зайчик. Михаил Зощенко (1895–1958)
Он изведал славу и хулу. Был любим народом и презираем властью. В печально знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года Зощенко был назван «подонком», «клеветником» и «подлецом». Сегодня все уверенно считают: большой талант, великий сатирик. «Солнечный зайчик» – как называл он себя.
У великого и замечательного была удивительная судьба, полная метаморфоз и загадок. В Литературной энциклопедии указана дата рождения Михаила Михайловича Зощенко 29 июля (10 августа) 1895 года, но сам он не раз называл другой год – 1894-й. По поводу разнобоя объяснял так: «Я не знаю даже, где я родился. Или в Полтаве, или в Петербурге. В одном документе сказано так, в другом – этак. По-видимому, один из документов – «липа». Который из них липа, угадать трудно, оба сделаны плохо».
В конце концов, какая разница: где и когда. Главное: Зощенко! Его талант, который вне времени, поверх всех юбилейных дат. Как писали: «Великий пересмешник советского хамства», «Развеселый гражданин с грустными глазами».
А теперь цитата из Зощенко:
«Есть такая, может быть, знаете, знаменитая картина из прежней жизни, она называется – «Неравный брак». На этой картине нарисованы, представьте себе, жених и невеста.
Жених – такой вообще престарелый господинчик, лет эдак семидесяти трех с хвостиком. Такой вообще дряхлый, обшарпанный субъект нарисован, на которого зрителю глядеть мало интереса.
А рядом с ним – невеста. Такая, представьте себе, молоденькая девочка в белом подвенечном платье. Такой буквально птенчик, лет, может быть, девятнадцати. Глазенки у нее напуганные. Церковная свечка в руках трясется. Голосок дрожит, когда брюхастый поп спрашивает: ну как, довольна ли, дура такая, этим браком?
Нет, конечно, на картине этого не видать, чтоб там и рука дрожала, и чтоб поп речи произносил. Даже, кажется, и попа художник не изобразил по идеологическим мотивам того времени. Но все это вполне можно представить себе при взгляде на эту картину…»
И Михаил Зощенко представлял. Он обладал богатейшим воображением и имел искристое золотое перо. В статье «Как я работаю» он признавался: «Лично я пишу чаще всего «от господина бога».