Опасная профессия: писатель

Павел Антокольский и несся по жизни, никак ею не насытясь. Он много писал и много издавал. Много переводил. Хрестоматийными стали его переводы Чиковани, Тициана Табидзе, Миколы Бажана, Первомайского, Чаренца, Самеда Вургуна. В 1938 году издал книгу «Пушкинский год». В войне участвовал военным корреспондентом. В 1942 году на фронте погиб его единственный сын Владимир. Ему посвятил поэт поэму «Сын» (1943):

Я не знаю, будет ли свиданье,
Знаю только, что не кончен бой.
Оба мы – песчинки в мирозданье.
Больше мы не встретимся с тобой…

Помимо стихов, Антокольский писал статьи, рассказы, эссе. В «Сказках времени» (1971) он писал о Пушкине и Гоголе, Блоке и Брюсове, Вахтангове и Цветаевой… Арсению Тарковскому Антокольский рассказывал, как в Париже Марина Цветаева подарила ему свою книгу с надписью из Рильке: «Прошлое еще предстоит». «Всю жизнь ломаю голову, – признавался Антокольский. – Не могу понять, что это значит».

Ломать голову надо было и в настоящем: как жить? И следует отметить, что Антокольский принадлежал к тем немногим писателям, кто ухитрялся писать хорошо и в плохое время, стараясь соблюдать человеческую этику, насколько это было возможно. Он мог себе позволить на предложение подписать какую-то дурнопахнущую бумагу крикнуть в телефонную трубку: «Антокольский умер!»

Белла Ахмадулина вспоминает: «В 1970 году Павел Григорьевич мне сказал: «Я хочу тебя спросить». – «Спрашивайте, Павел Григорьевич!» – «Я хочу выйти из партии». – «Из какой?» – «А ты не знаешь? Из коммунистической. Я от них устал. Не могу больше». – «Павел Григорьевич, умоляю, не делайте этого, я тоже устала – за меньшее время».

У Антокольского и Ахмадулиной была трогательнейшая дружба, и она писала ему в стихах:

Ах, этот стол запляшет косоного,
ах, все, что есть, оставит позади.
Не иссякай, бессмертный Казанова!
Девчонку на колени посади!

Конечно, не Казанова. Но все же чуть-чуть от Казановы в нем было. Свою жену, Зою Бажанову, артистку театра Вахтангова, он любил. Она была хозяйкой его очага, источником радушия и света. Нежно заботилась о нем. Когда однажды ее попросили уговорить мужа снять подпись под одним обращением к властям под угрозой неподключения строящегося лифта, она решительно сказала: «Этого не будет: подпись останется. А без лифта как-нибудь проживем». Когда она умерла, Антокольский написал щемящую поэму «Зоя Бажанова», где были и такие строки:

Прости за то, что я так стар,
Так нищ, и одичал, и сгорблен.
И все же выдержал удар
И не задохся в душной скорби.

Как-то Антокольский с Озеровым отправились на поезде в Ленинград. Дочь Наталия слезно просила Озерова последить за отцом и вовремя давать ему назначенные лекарства. «Какие лекарства! – воскликнул Антокольский, достал коньяк, разлил по стаканам: – Лучше думай о жизни! Здесь в соседнем купе недурные девушки». В гостинице утром Антокольский сидел на кровати бледный и корил себя: «Сорвался с катушек… Что я делаю?!..»

Он жил. Взахлеб. На полную катушку. Был легким, стремительным и богемным: бабочка вместо галстука, трубка вместо сигареты. Оглядываясь на прошлое, на сталинские времена, писал:

Мы все, лауреаты премий
Врученные в честь его,
Спокойно шедшие сквозь время,
Которое мертво;

Мы все, его однополчане,

Молчавшие, когда
Росла из нашего молчанья
Народная беда;

Таившиеся друг от друга,

Не спавшие ночей,
Когда из нашего же круга
Он делал палачей…

В палачи вышли другие. Антокольский был чист. Его интересовала только литература. Он был мостом между старшим и молодым поколением русских поэтов. Знал и слышал Маяковского и Есенина, дружил с Тихоновым и Заболоцким, стал учителем для Михаила Луконина, Семена Гудзенко, Александра Межирова, Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко. А до них ввел в литературу Симонова, Алигер, Матусовского и Долматовского. Он был добр и независтлив, что не так уж часто бывает в литературном цеху.

В дневнике Юрия Нагибина, в «Мещерских записках» можно прочесть следующее: «Кто-то сказал, что Антокольский при Симонове – это умный еврей при губернаторе. Я считаю, что это, скорее, умный губернатор при еврее».

Я, современник стольких катастроф,
Жил-поживал, а в общем жив-здоров… —

писал Антокольский. Но это «жив-здоров» – все до поры до времени. 9 октября 1978 года Павел Григорьевич Антокольский умер, в возрасте 82 лет. Нагибин отметил в своем дневнике: