Что это? Поэзия или политика? Или чистейшее верноподданничество на чистом сливочном масле лизоблюдства?..
До Большого театра на Первом съезде советских писателей была полемика между Бухариным, который сделал основной доклад о поэзии, и Безыменским, который резко ему оппонировал, отвергая бухаринское определение поэзии как «царства эмоций» и лихо нападая на классовых врагов в поэзии, в числе которых назвал Гумилева, Есенина, Клюева, Клычкова, Заболоцкого и других. Более того, Безыменский до того расхрабрился, что раскритиковал «ошибки» Маяковского («Морковный кофе» не давал покоя?)
Николай Бухарин спокойно ответил Безыменскому: что-де с ним «произошло то же, что и с Демьяном Бедным: не сумел переключиться на более сложные задачи, он стал элементарен, стал «стареть», и перед ним вплотную выросла опасность простого рифмованного перепева очередных лозунгов, с утерей изюминки творчества…»
Да, изюма не было. Но было страстное желание писать и восхвалять: «Ах, Комсомолия, мы почки твоих стволов, твоих ветвей…» В том же 1934 году вышла поэма Безыменского «Политотдельская свадьба», – что ни строка, то отпад: «Перо. Чернила. Лист бумаги. / Строка: «Обкому ВКП…» Об этой поэме Александр Твардовский записал в своем дневнике: «…длинно, многословно, фальшиво, барабанно… «деревня» лубочная, литературная, люди – немножко дурачки…»
В конце 20-х Безыменский написал пьесу «Выстрел», в которой заклеймил белое офицерство, пьеса шла во многих театрах страны, в том числе в Москве у Мейерхольда. А потом неожиданный кульбит: автора обвинили в «мелкобуржуазности» и «антипартийности». Для Безыменского это стало ударом, одно дело, когда он критиковал «ахматовок» и «пильнячков», другое дело – когда его. Безыменский незамедлительно попросил защиты у Сталина, которого назвал в своем обращении «знатоком литературы». «Знаток» ответил и совсем не так, как ожидал Безыменский. Сталин написал: «…Читая эти произведения, неискушенному читателю может показаться, что не партия исправляет ошибки молодежи, а наоборот». А потом грянул 37-й, и Безыменский чудом уцелел от репрессий.
В годы войны Безыменский работал во фронтовых газетах, был «верным солдатом партии» на литературном фронте. Написал стихотворение «Я брал Париж», которое стало знаменитым.
Ну, и т. д. В общем, Безыменский «брал Париж!» После войны Безыменский активно громил в стихах американский империализм и внутренних врагов, больше всех досталось от Безыменского Борису Пастернаку и его «Доктору Живаго». Лидия Чуковская записала в дневнике 1 ноября 1958 года: «И в Москве, и в Переделкино бесконечные разговоры о том, кто же, в конце концов, вел себя вечером на собрании гнуснее: Смирнов или Зелинский, Перцов, Безыменский, Трифонова или Ошанин?..»
Александр Безыменский всегда находился в крайностях: или пламенно любил (Советскую власть, Сталина, ВЧК-НКВД), или огненно ненавидел. И никаких середин!
Словом, жил на свете поэт и уверенно шагал в ногу с веком. Пытались так шагать Мандельштам и Пастернак, но у них не получилось. Не с веком, конечно, а строем вместе с советской властью: ать-два… ать-два!.. Вот так прошагал Александр Безыменский с комсомольским значком на груди, дожив до естественной смерти. Он умер 20 июня 1973 года, в 75 лет. И дело тут не в верноподданничестве режиму (уничтожали и самых верных и преданных). Все решал случай. Просто Безыменскому выпал счастливый лотерейный билет и на нем не было начертанных слов «враг народа». Билетик был чистенький. Короче, «все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо».
Стоп! Это пел Леонид Утесов, а кто сочинил слова этой прелестной песенки? Не поверите: Александр Безыменский. Да, он был способным человеком и умел крепко рифмовать.
А вот и замечательная эпиграмма на собратьев по перу: