Опасная профессия: писатель

Очевидно, Фадеев думал, что начнут сводить счеты и ему припомнят многое, в том числе и панегирик «Встречи с товарищем Сталиным», который он редактировал и где выступали летчики, артисты, писатели, архитекторы. О своих личных встречах со Сталиным Фадеев умолчал. Но когда состоялся в 1951 году его 50-летний юбилей в зале Чайковского, Фадеев вдохновенно поклялся быть верным товарищу Сталину до «последнего вздоха», отождествляя, конечно, имя Сталина с идеей коммунизма. Но внутри сомнения давно его грызли, и, подвыпив, своему соседу по Переделкино Борису Пастернаку Фадеев часто изливал душу: «Боренька, ты у нас один-единственный, кто не врет». А далее следовали откровения, чем недоволен Фадеев, что его раздражает и что бы он хотел поменять в жизни страны и в писательской сфере. На следующее утро жена Пастернака, Зинаида Николаевна, посылала домработницу на дачу Фадеева с запиской: «Ты у нас не был и ничего не говорил».

В мае 1952 года Фадеев из больницы, где он в очередной раз лечился (у него был целый букет различных болезней да плюс еще такой недуг, как алкоголизм), написал письмо Алексею Суркову с просьбой передать его в ЦК Хрущеву. В этом письме Фадеев с горечью пишет, что «советская литература по своему идейно-художественному качеству, а в особенности по мастерству, за последние 3–4 года не только не растет, а катастрофически катится вниз…» Далее идет подробный разговор о прозе, поэзии и драматургии. И горькие сетования, что оргработа не дает ему сконцентрироваться над собственным романом «Черная металлургия», а «в этом романе сейчас вся моя душа, все мое сердце. Кому, как не тебе, известно, что я не холодный сапожник в литературе?..»

Реакцией на письмо Фадеева последовал ответный ход руководителей Союза писателей Суркова, Симонова и Тихонова, которые сообщали первому лицу в стране, то есть Хрущеву, что письмо Фадеева содержит «неверную паническую оценку советской литературы» и, к тому же, совсем неприемлемую критику руководителей Союза. «Для нас ясно, что на характер и на тон письма не могло не повлиять болезненное состояние, в котором находится в настоящее время А. А. Фадеев…» То есть коллеги Фадеева по руководству Союзом попросту топили своего генсека.

В 1955 году должность генерального секретаря в Союзе писателей ликвидировали, как, впрочем, и в партии. Первым секретарем стал Алексей Сурков, а Фадеев оказался всего лишь одним из одиннадцати секретарей. И никакого министерского сана.

Фадеева избрали делегатом XX съезда партии, но по болезни он не смог принять в нем участие, а там!.. А там по Фадееву катком проехал Михаил Шолохов, его давний друг: «Фадеев оказался достаточно властолюбивым генсеком и не захотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним стало невозможно. Пятнадцать лет тянулась эта волынка. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате мы не имеем ни генсека, ни писателя. Некогда ему было заниматься такими «пустяками», как писание книг…»

Помимо удара по самолюбию, Фадеев получил еще более страшный удар: развенчание культа Сталина, своего кумира, которому он служил верой и правдой. Выходит, служил и молился мнимому Богу? Вывод страшный, он многим испортил жизнь. А тут началось еще возвращение невиновных, осужденных и отсидевших в лагерях писателей. И каково было встречаться с ними Фадееву? Он не подписывал, как генсек, приказы об аресте и уничтожении, но все это происходило с его молчаливого согласия. Да, он многих спас от расправы, но скольких не защитил? Недаром в страшные 30-е годы было популярно двустишие Агнии Барто: «Шесть злодеев / Седьмой – Фадеев». По Москве бродили слухи, что один вернувшийся из заключения писатель публично назвал Фадеева негодяем и плюнул ему в лицо, после чего повесился. Многие отказывались здороваться с Фадеевым. Не смотрели ему в лицо, отворачивались. Не простил Фадееву своей горькой судьбы Иван Макарьев, друг детства и соратник по РАППу. Короче, много было неприятных встреч у литературного генсека. По ночам его мучила совесть, недаром он так рано поседел, и он все время после XX съезда ревизовал свою жизнь. Может быть, ему не давала покоя поэтическая строка Николая Тихонова: «Неправда с нами ела и пила».

После XX съезда партии многие писатели смогли перестроиться, вышли из тени Сталина и вздохнули свободной грудью, как, например, Константин Симонов, но Фадеев так и не смог. В финале своего давнего романа «Разгром» им была написана фраза: «Нужно было жить и исполнять свои обязанности». Но сам автор так поступить оказался не в состоянии. Жизнь потеряла всякий смысл, и раздался роковой выстрел. Это произошло 13 мая 1956 года. На 56-м году жизни Фадеев поставил финальную точку.

Предъявленный счет