Опасная профессия: писатель

В начале 30-х, при жизни поэта Павла Васильева, его припечатывали жестоко и с остервенением, считая, что позиции, занятые им, являются «классово враждебными революции», что в его стихах обнаружены «все элементы реакционнейшего, косного, зверино-шовинистического, свирепо-собственнического миросозерцания того класса, некритически воспринятое впечатление от быта которого он выносил и вынянчил в себе с детства и ранней юности». Эта выдержка из журнала «Литературный критик» под названием «От чужих берегов».

С чужого берега «приплыл» товарищ. Чужой. Чужой среди своих. Злобствовали критики, ненавидели коллеги-поэты: ишь, выпендривается парень, не хочет шагать в едином социалистическом строю. Михаил Голодный даже угрожал: «Смотри, как бы кошка тебя не съела. /Смотри, как бы нам тебя не придушить…» Никакой дипломатии, а просто рифмованные угрозы. А тут и сам Павел Васильев по молодости лет, по своему необузданному темпераменту и, возможно, по глупости подставлялся: как-то напился, где-то поскандалил, подрался. Эпизоды, может быть, незначительные, но их критики и недруги Павла Васильева сознательно раздували и подкидывали «факты» литературному главнокомандующему Максиму Горькому. Страна готовилась к Первому съезду советских писателей, и Алексей Максимович решил навести порядок в литературных рядах, кое на кого цыкнуть.

И вот 14 июня 1934 года в трех сразу – в «Правде», «Известиях» и «Литературной газете», – появилась статья Максима Горького «Литературные забавы». Статья – удар под дых. «…Жалуются, что поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин. Но в то время, как одни порицают хулигана, – другие восхищаются его даровитостью, «широтой натуры», его «кондовой мужицкой силищей» и т. д. Но порицающие ничего не делают для того, чтобы обеззаразить свою среду от присутствия в ней хулигана, хотя ясно, что, если он действительно является заразным началом, его следует как-то изолировать… от хулиганства до фашизма расстояние «короче воробьиного носа»…»

В своей статье Горький процитировал слова одного анонимного «партийца»: «Нет ничего грязнее этого осколка буржуазно-литературной богемы… Политически… это враг».

Максим Горький лично не был знаком с Павлом Васильевым, не знал его стихи и целиком доверился письмам-доносам литературных недоброжелателей поэта. Слова «буревестника революции» послужили сигналом к массированной атаке на Павла Васильева, на поэта обрушился шквал проработок и общественных осуждений. «Внешне проклиная кулаков, П. Васильев ими несомненно любуется», – писал один критик. «Кулацкий поэт», – выносил вердикт другой литератор. «Чуждая нам идеология прет из него непроизвольно…» – возмущался третий.

Павлу Васильеву пришлось оправдываться и обращаться к главному литературному оценщику страны, к Максиму Горькому: «Меня лично статья заставила глубоко задуматься над своим бытом, над своим творчеством и над кругом интересов, которые до сих пор окружали меня и меня волновали. Я пришел к выводу, что должен коренным образом перестроить мою жизнь и раз навсегда покончить с хулиганством…»

Однако письмо Павла Васильева круги, близкие к Горькому, сочли недостаточно самообличающим и от поэта потребовали новой редакции покаяния. Новый вариант появился в «Литературной газете» 12 июля 1934 года и сопровождался ответом Алексея Максимовича: «…О поведении Вашем говорили так громко, писали мне так часто, что я должен был упомянуть о Вас, – в числе прочих… Мой долг старого литератора, всецело преданного великому делу пролетариата, – охранять литературу Советов от засорения фокусниками слова, хулиганами, халтурщиками и вообще паразитами. Это – не очень легкая и очень неприятная работа…»

Слова произнесены – дело завертелось. В августе 34-го на Первом съезде советских писателей Павел Васильев получил очередную порцию зубодробительной критики, а 10 января 1935 года его исключили из Союза писателей, что автоматически повлекло за собой негласный запрет на публикацию произведений. Но и это кое-кому показалось мало, и 24 мая 1935 года появилось письмо, его подписали 20 известных поэтов (Асеев, Кирсанов, Уткин, Луговской и даже близкий друг Борис Корнилов). Поэты призвали «принять решительные меры против хулигана» (произошла свеженькая стычка с Джеком Алтаузеном). Павла Васильева арестовали и 15 июля осудили за «злостное хулиганство» на полтора года лишения свободы.