Опасная профессия: писатель

На мне клеймо иль времени печать,
Мучительные для стихов и прозы.
Но все-таки могу и отвечать
На новые и старые вопросы.
Читатель юный спросит – почему
Тебя родная пуля не задела
И не упек тебя на Колыму
Начальничек особого отдела?
Да, я прошел из плена страшный путь,
В тридцать седьмом случайно недобитый.
Подчеркнут в личном деле пятый пункт,
Молчи, не нарывайся на обиды.
А чтоб не оказаться без вины
В гнилых местах, не слишком отдаленных,
Почти четыре года той войны
Я в штурмовых скрывался батальонах.
…………………………………………
От лжи, наветов и клеветников,
От выстрела в затылок и надбровье
Спасением поэта был окоп,
Забрызганный второю группой крови.

Последние стихи Долматовского горькие. В ответ на критику за то, что активно подпевал власти. Евгений Аронович отвечал: «Перевоспитывать и переучивать / Нас, грешников, вы принялись серьезно, / Но что вам делать с жертвами и мучениками, / Которым переучиваться поздно?..» Долматовский пережил распад Советского Союза и дожил до первых лет новой России. И познал на собственной шкуре все прелести дикого капитализма: «Перед тем, как навсегда сойти со сцены, / Я хочу постичь рассудком тайну ту, / Как взвинтились обезумевшие цены, / Опрокинув всю Россию в нищету…»

И за что боролись?!.

В 1993 году старого профессора Литинститута, когда он выходил из дома, сбила машина. Время такое наступило – игры и езды без всяких правил. Этот случай сократил жизнь Евгения Ароновича. 10 сентября 1994 года Долматовский умер на 79-м году жизни. В одном из последних стихотворений он сетовал на судьбу-злодейку, что лишила многого, и тем не менее: «Понимаешь, мы с тобой неслыханно богаты: / Две копейки есть в запасе у меня».

Орден Ленина и две копейки – вот и вся жизнь…

Вспоминая своего товарища по лирическому цеху, Лев Ошанин отмечал, что у Долматовского удивительно сочеталась серьезность поэта и воина с детской непосредственностью… Он хотел все успеть. Он писал, захлебываясь. «Помню, как мы втроем, с ним и Михаилом Лукониным, были весте на строительстве Волгодонского канала. Вот разница темпераментов – Луконин об этой поездке не написал ничего. Я несколько месяцев не отходил от письменного стола, а когда закончил цикл, получил журнал, где уже было напечатано 15 страниц стихов Долматовского, успевшего написать буквально обо всем, что мы видели…»

Да, Долматовский спешил (некий скороход поэзии, впрочем, такой же скоростной летописец Евгений Евтушенко), слагал гимны каким-то пустякам, увлекался излишними деталями, лиризмом («Почему испортилась погода?/ Ты, наверно, бровью повела»). Но это все не главное в творческом наследии Долматовского. Главное – его песни. Он был истинным профессором песни. И его песенные стихи запали в народную память. Начну с себя. Когда у меня хорошее настроение, я всегда напеваю песню из фильма «Сердца четырех»: «Все стало вокруг голубым и зеленым, / В ручьях забурлила, запела вода. / Вся жизнь потекла по весенним законам – / Теперь от любви не уйти никогда…» Простенько, конечно, но как удивительно мило!..

Песни Долматовского поют не только потому, что они хороши сами по себе (да еще положенные на замечательную музыку, да и исполнители всегда были отменные), но и потому, что в них соблюдена традиционная песенная коллизия – провожание, прощание. К примеру, популярная песня «Провожают гармониста» (1948):

На деревне расставание поют —
Провожают гармониста в институт.
Хороводом ходят девушки вокруг:
«До свидания, до свидания, милый друг».

А отъезжающий юноша утешает девушек: не горюйте, верьте:

Подождите, я закончу институт.
Инженерам – много дела есть и тут.

И таких песен-прощаний у Долматовского много, и все они наполнены щемящей нотой грусти: «Только вещи соберу я, только выйду на порог…», «Я уходил тогда в поход в далекие края…» Или вот эта:

В далекий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят…
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…