Опасная профессия: писатель

Писать Юлий начал рано, с 12 лет, и сразу увлекся поэтическими переводами. Когда грянула война, ему было 15 лет. Это был правильный, благородный и патриотический мальчик. Когда бегал в школу мимо дома у Чистых прудов, где на фасаде выделялась фигура рыцаря, то неизменно останавливался и отдавал рыцарю честь. Ну, и, конечно, решил пойти на войну добровольцем. Будучи в эвакуации в Ершово Саратовской области, отправился на поиски военкомата. По дороге его задержали как шпиона (деревенскому пареньку показалась его московская внешность подозрительной). Естественно, отпустили, а по поводу армии сказали: «Надо будет – вызовем». И скоро вызвали. В 1943 году в 17 лет Юлий Даниэль попал на фронт.

На войне у всех была разная судьба: кто прошел по ее дорогам до конца, кто пал в первом же бою, кому суждено было стать героем, а кто оказался без всяких наград… Даниэлю выпала роковая роль пушечного мяса. Плохо обученному, неопытному солдату было приказано ползти через поле, открытое немецким снайперам с трех сторон. «Несколько раз уже наши батальоны пытались взять какие-то рубежи, и каждый раз их отбрасывали. Дошел черед и до нас. С утра раздали гранаты, объяснили, что наступать будем по полю, ползти к опушке, по свистку поднимемся и побежим в атаку…» – вспоминал Даниэль в своей неоконченной книге.

И что дальше? Тяжелое ранение (и хорошо, что смерть миновала). «Не знаю, почему я не слышал ни стрельбы, ни криков; наверное, они были – просто я уже, должно быть, выключился из войны, и мои чувства отсекали все, что не относилось к моему телу, худому и пыльному телу с нелепо вывернутой мертвой рукой.

Я стал задремывать. Наверное, я так люблю спать сейчас, потому что недоспал там, в этой яме, под тихим небом Литвы и Пруссии – так я и не узнал, где это случилось…»

Так вот, без всякого геройства, в 1944 году закончилась война для молодого Даниэля. Его демобилизовали по инвалидности. «Я вернулся в Москву в самом начале марта 1945 года. На мне были сапоги и шинель. Рука у меня была на привязи…» Однако молодость питалась надеждами. «Позади было то же самое, что у большинства моих сверстников; впереди – нечто совершенно ослепительное и бесконечное. Надо было только потрясти мир своими стихами и объясниться с девушкой, в которую я был влюблен, причем первое было, на мой взгляд, много проще».

Наивный романтизм. Ничего не изменилось со времени гетевского Вертера. У венгерского поэта Шандора Петефи на этот счет есть замечательные строки:

О, наши надежды, прекрасные птицы!
Все выше их вольная стая стремится,
Куда и орлы подымаются редко —
В простор поднебесный, и чистый, и ясный…
Действительность, этот охотник бесстрастный,
Стреляет в них метко!

Любовь получилась. В 1950 году Юлий Даниэль женился на Ларисе Богораз, в браке родился сын Александр. Хотел поступить в Щепкинское училище, но срезался во втором туре приемных экзаменов. Голос был прекрасный, а вот дара перевоплощения экзаменаторы не обнаружили. Пришлось поступать в Московский областной пединститут и по окончании его отправиться учителем в райцентр Людиново Калужской области. Однако учительствовал не долго. «С начальством не ладил. Мог встать и сказать, что я думаю о районном отделе народного образования и о тех, кто приходил к нам учить нас, как учить, сам в этом ничего не понимая».

Да, Даниэль оказался строптивым «товарищем» и напрочь отвергал конформизм. Очень хотелось писать, самовыражаться, он понимал, что в условиях тоталитарной системы это совсем не просто, и поэтому с головой ушел в переводы. В период 1957–1965 годов подготовил около 40 поэтических сборников. Переводил с идиш, со славянских и кавказских языков. «Он был профессиональным переводчиком высокого класса», – отмечал Давид Самойлов. И вспоминал, как весной 1962 года Андрей Синявский привел к нему своего друга послушать стихи. Друга звали Юлий Даниэль. Это был молодой человек, немного меня моложе, узколицый, с темными волосами на косой пробор, узкоплечий, чуть сутуловатый, с застенчивой улыбкой, негромким смешком. Типичный московский интеллигент и по манере держаться, и по одежде, и по словам…»

Даниэль и Синявский были не только друзья, но и единомышленники, и когда Синявский предложил Даниэлю переслать свои рукописи за границу и печататься в Тамиздате под псевдонимом, тот тут же согласился. «А тюрьма?» – спросил Синявский. «Не пугает», – ответил Даниэль. И вскоре на Западе появились произведения двух новых писателей: Абрама Терца и Николая Аржака.

На Западе первой появилась проза Юлия Даниэля, а уже позднее в Амстердаме вышел сборник «Стихи из неволи». Среди прозы под именем Николая Аржака за рубежом вышли рассказы и повести: «Руки», «Человек из МИНАПа», «Искупление». Главной и сенсационной стала повесть «Говорит Москва» (Вашингтон, изд. им. Чехова, 1963).