Опасные земли

Рот был безвольно открыт, по подбородку струилась слюна. Глаза безо всякого выражения смотрели по схеме «один на вас, а другой на Арзамас», настолько расфокусированным казался взгляд. Иногда паренек пошатывался и переступал с ноги на ногу, наводя пустые зрачки поворотом всего тела – голова оставалась неподвижной.

– Наркоман какой-то! – испуганно взвизгнула девушка, выбравшаяся на променад с подружкою, которая подтвердила такое наблюдение:

– Упоролся чем-то, пошли скорей отсюда! Куда только полиция смотрит!

– Пф-ф-ф, полиция, полиция наверняка ему эту дрянь и продала! – сказала первая гулена и, на свое счастье, пропала с освещенного пятачка перед пабом.

Через минуту-другую двери «Башни» отворились, выпустив на улицу гитарные переборы Карлоса Сантаны и мужчину в компании обворожительной спутницы. Мужчина отличался борцовским сложением и манерами доктора Ватсона, спутница – тонкой талией и выдающихся размеров декольте. Обоим хотелось солнца и никотина. Солнца не было, никотин – был. Дама сжала алыми губами сигариллу, которую добыла из сумочки, а кавалер извлек огонь из манерного «Зиппо».

Более они не успели сделать ничего или почти ничего – если говорить с академической добросовестностью, джентльмен достал из кармана пачку «Мальборо», собравшись отправиться в страну настоящих мужчин. В сей миг неплохо было оглядеться и рассмотреть лицо молодого человека в модных ботинках. А рассмотрев – бежать без оглядки, потому что он вдруг сфокусировал взгляд и шагнул к парочке.

– Что вам угодно? – поинтересовался борец, поводя необъятными плечами, а пачка сигарет хрустнула в кулаке.

– Да ну его, Альбертик, – сказала девушка.

– Юноша так на тебя смотрит, что я волнуюсь – не надо ли ему чего? Повторяю: вы хотели что-то спросить? Если нет…

Парень, весь организм которого уместился бы в объем одного борцовского бедра, вдруг с неуловимой глазом скоростью и жуткой силой саданул мужчину в горло. Тот захрипел, выпучил глаза и ухватился руками за шею. Сигареты, выпавшие из пачки, рассыпались по асфальту.

Молодой человек, тихо застонав, прыгнул на борца и вцепился зубами туда, где под кожей пульсировала сонная артерия. Скрюченными пальцами он притянул голову мужчины, а челюсти сошлись на шее. Ударил фонтан крови. Девушка заверещала и… против обыкновения многих представителей этого племени, не стала заламывать руки и хлопаться в обморок.

Она отбросила сумочку, а в кулаке ее засверкал нож. Шаг, и клинок дважды погрузился под лопатку существа, которое висело на ее кавалере. Третий удар пришелся под ухо. Повернув рукоять, она за волосы повалила парня на тротуар.

Борец рухнул коленопреклоненно, его качнуло, и он растянулся плашмя подле своего убийцы.

Только тогда девушка отбросила нож, прозвеневший по асфальту что-то траурное, и кинулась спасать. Впрочем, поздно. Зубы вырвали слишком много плоти, заделать такую рану могла бы реанимационная бригада со всем оборудованием, и то – как повезет. Напрасно она зажимала шею носовым платком – клочок ткани мгновенно вымок в крови, что продолжала и продолжала хлестать. Борца с манерами доктора Ватсона трясло, он уже не мог выговорить ни слова – сознание оставляло его, оставляла и жизнь.

Прохожие, как теперь заведено, разбегались в стороны, а из дверей паба на вопли девушки наконец выбежал администратор, окутанный светом и гитарными переборами Карлоса Сантаны, добивающего «Пути зла». Кто-то еще бесполезно суетился в проходе, и администратор рявкнул:

– Кто-нибудь, вызывайте скорую! И полицию! Быстро!!!

После чего повлек девушку в паб – прочь от уже почти затихшего кавалера, который остался с убийцей в одной на двоих луже крови, антрацитно сверкавшей в лучах фонарей.

Минут через десять послышался вой сирен. Еще через пять минут полицейские, санитары, доктор, управляющий «Башни», рыдающая девушка и еще какие-то непричастные люди растерянно стояли вокруг совершенно пустого кровавого пятна, а проблесковые маячки дразнили их синими бликами. Через четверть часа полицейские опрашивали единственного свидетеля, который нес совершенную дичь. И это неудивительно – свидетелем оказался бомж, в состоянии явно неадекватном.

– Я ж говорю, еба мать, встали и пошли. Я ж вам говорю, еба мать. Сперва лежали, а потом встали и пошли. Я едва не обосрался, еба мать. Живой? Не, мертвый, мне ли не знать. Зубами ж вцепился! У нас так Петровича в том году собаки порвали по зиме. Куда пошли? Да я не смотрел, еба мать, я едва не обосрался!

Полицейский сержант сплюнул сквозь зубы и сказал:

– Толку с него. Он или бухой, или клею обнюхался, а может, все вместе.

– М-да, – ответил ему напарник и покачал головой.

– Что «м-да»?

– Он-то явно бухой. А вот следы все равно есть!

– Какие следы?

– Ну ты… глазастый, сам смотри: кто-то встал из лужи крови и пошел в сторону набережной.

– Быть не может.

– Не может, – согласился напарник. – Не может из человека вытечь столько крови, чтобы он потом встал и куда-то пошел.

Второй полицейский, помолчав, дословно повторил диагноз, поставленный городу художником Понтекорво:

– Нас ждет интересная ночь.

* * *