Опасные земли

Однако жало ножен не покинуло. Налокотник бургундца должен был угодить точнехонько в нос разбойника, но тот успел наклонить стальные поля айзенхута. Его слегка отбросило, а Филипп смог выбраться из сутолоки, сообщив коню шпорами, что пора прыгать.

И конь прыгнул, отбив в воздухе копытами назад.

Задний сегмент наплечника догнала полупика, на чем успехи разбойников окончились, ибо в свалку врубились немец и его шестопер. Не обратив внимания на секиру, которая безвредно прозвенела по закаленному нагруднику, он разбил лицо нападавшего и занялся тем ловким парнем, что так и не достал кинжала. Он не мог качественно достать его, зато мог теснить его лошаденку грудью своего огромного дестриэ, чем он и занялся.

В это время человек с секирой, но отныне без лица, рухнул с лошади, а лошадь унеслась скачками. Филипп наконец показал меч солнцу и бросился на обладателя полупики. Все это заняло малые мгновения, но их хватило, чтобы жандармы, друг Жерар и шеренга кутилье взяли разгон и сшиблись с разбойниками. Началась потеха, кою французы, а следом и бургундцы испокон веков называют mele ala ancient – свалка по-старинному. Там кони бьются наравне с людьми, пинаясь, кусаясь, наваливая горячих коваными копытами.

Самый сильный и рослый конь всей не очень честной компании принадлежал Вилли Хренодую и как раз успел избавиться от своего седока, или, сказать точнее, «висяка», а значит, выбыл из соревнования. Все прочие здорово уступали статью вышколенным и отменно здоровым дестриэ жандармов. Разбойники начали вылетать из седел, порубленные мечами или вышибленные беспощадным капиролем.

Будь на месте грабителей добрые рыцари, плохо было бы их дело.

Но разбойники – особый сорт.

Увидев, что грабеж скрывается в тумане войны, а на его месте отчетливо проступают три фута отточенной стали под ребра или того хуже – петля, они как-то разом, без команды, очень согласованно бросились драпать. Во все стороны. Будто камень упал в мелкую лужу, расплескав ее брызгами.

Первым дал деру парень с полупикой. Филипп как раз собрался страшно отомстить за бархат бригандины, который тот истыкал, пока бургундец боролся с мерзким хваталой. Дважды он отбивал уколы и дважды почти доезжал до врага. И пожалуйте: удар полутораручного меча-бастарда рухнул в пустоту – только копыта замелькали, заполоскался пегий хвост, да в прорези забрала закачалась в такт галопу изношенная бригандина старше Филиппова батюшки.

Зычный крик Уго поставил в схватке точку после многих запятых, что написали арбалеты, копья и мечи:

– Стоять, сучье вымя! Не преследовать! Стоять!

Десять или, может быть, девять разбойников утекали на мелких лошадках врассыпную. Гоняться за каждым было бы очень глупо, если учесть непонятные дела на пехотном фланге.

* * *

Уго, в отличие от Филиппа, затянутый по глаза в глухой армэ, не рассмотрел, что к задранному хвосту ватаги пеших мародеров подбирается какой-то отряд верхами. Или старые глаза стали подводить германского рыцаря из неведомых земель?

Словом, когда он завывал «Стоять, стоять!», никаких мыслей, кроме как ворочать кавалерию на помощь погибающему дизаню, у него не было. Дизань между тем вовсе не погибал, хоть и вышло это чистым чудом.

Никому, кроме себя и Господа Бога, неведомые всадники заранее прикинули ширину улицы, построились плотной колонной и взяли добрый разгон. К развоевавшимся разбойникам он не подъехали – подлетели в бешеном карьере, свалившись, словно черепица на голову. Точнее – под зад.

Даже в плохих доспехах пехота может выступить страшным противником для кавалерии. Был бы в рядах порядок и длинные пики. Если к ним не прилагалась паника при виде несущейся лавины оскаленных пастей в пене, копыт, кирас и копий, пехота могла не только устоять и отбиться, но и нанести поражение рыцарям. Сколько раз это было доказано!

Шотландцы, буйные фламандские горожане, англичане с их луками и спешенными рыцарями и, конечно, несравненные швейцарские козопасы! – все они доказали максиму старика Ксенофонта: «Пехотинцы, стоя твердою ногой на земле, могут вернее поражать врага. У конницы перед нами только одно преимущество: она быстрее убегает». Но для этого нужны всякие разные обстоятельства. Обучение, муштра, дисциплина и яростное желание убивать, забыв о своей жизни.

Со всем этим у разбойников были известные пробелы.

Да и внезапный удар в самый тыл, как бы мог сказать грубый Уго – в грязную дыру, что на жопе, – непростое испытание для лучшей пехоты в мире.

Кавалькада на полном скаку взяла мародеров в копья, а потом – в копыта и мечи.

Филипп и де Ламье не успели подвести жандармов к сражающимся лучникам, как все было кончено. Послышался жуткий треск, ему вторили вопли. Голова колонны таранила грабителей, как соломенную мишень. После первого удара тела полетели в стороны, будто от залпа дробосечным железом из пушек.

Да-да, именно тела.

Живых там не могло остаться.

Голова колонны, что высилась по плечи из массы грабителей, обнажила мечи. И только тогда к месту боя подъехали герцогские жандармы.