Опасные земли

Юное дарование было, в полный контраст с Лешей, немногословно. Можно даже сказать, лапидарно.

– Кирилл, у меня сабля. Нужно заключение. Быстро. Сделаешь?

– А у меня Бронштейн, если ты понимаешь, о ком я. Сумеешь подъехать к полуночи, если это не слишком поздно?

– Сумею.

– На мосты-то как? Ведь разведут!

– Успею. Дел на полчаса.

– Что, саблю оставишь – и к жене?

– Оставлю – и к жене.

– Жду, – отбой.

За рабочими разговорами натяжение нерва ослабло, что и требовалось, а под ребреное рыло джипа покатилась озерковская земля. То есть антиквар почти достиг дома и, как он думал, финала беспокойной одиссеи.

Впрочем, последние дни сообщили психике Ровного такую пугливость, что от машины до парадного он крался, как осторожный сапер по минному полю. Здорово утешали фигуры соседей-алкоголиков, которые соображали на троих у придверной лавочки. Развеселая пьянь сказала что-то вроде:

– Кириллыч, махни стакан, что ты как не родной!

На душе потеплело, а тревоги и всякая мистика показались нелепыми. Какая может быть чертовщина, когда сивочубые ветераны у подъезда ведут бой с зеленым змием под огурец из литровой банки?

* * *

Антиквар успел по исходному плану забраться в душ, затолкать провонявшую никотином одежку в стиральный агрегат, чтобы после, переодевшись в домашнее, скушать три сосиски и фужер коньяку.

Полегчало.

Койка, правда, поделилась на «фактор Бронштейна», как давным-давно окрестил этот феномен Ровный. Но так было даже лучше. Многословный коллега должен был надежно заполнить одинокое холостяцкое жилье на час минимум, оградив Кирилла от беспокойных и абсолютно лишних мыслей.

И заполнил.

Бронштейн не вошел – вкатился в квартиру, как всегда: с шумом, трехслойными тирадами, умудряясь одновременно разговаривать по делам, справляться о здоровье и сообщать последние антикварные сплетни. Это был невысокий человек с просто необъятными плечами и мускулатурой отставного боксера. Короткий нос венчали очки-«велосипеды» с круглыми стеклами, да и все лицо его словно выписали по циркулю. Выглядел, одевался и вел себя Леша как клоун, каковым на самом деле не являлся.

Бронштейн цепко держал в толстеньких пальцах если не все, то большинство нитей питерского антикварного рынка, отчего партнером слыл из первой категории полезности. Достать, найти, продать, купить, пристроить – Исаич мог все. От амбарных замков и киноафиш до механических часов Джеймса Кокса или японских доспехов эпохи Хэйан. Даже старые кирпичи с клеймами. Вы слышали, что люди и такое коллекционируют? Нет? А Бронштейн слышал, отчего, собственно, он и был тем, кем был.

– Ой, Кирочка, драгоценный мой, привет! – затараторил Леша с порога, скидывая с джинсового плеча ружейный чехол. – Только не начинай про тот пейзаж, я все помню, знаю, обещаю, сделаю! Ты слышал, как Коровков с подсвечниками пролетел? Там такая история… А у меня к тебе важный разговор!

Ровный привычно фильтровал словесный понос коллеги (ну как прикажете это квалифицировать?!), насторожив уши только при словах «важный разговор», глазами при этом поедая чехол.

«Интересно, что за гаубицу припер Исаич?» – подумал Ровный и не угадал.

– Ты решил, что это ружье? Вот скажи, решил, решил? – Бронштейн промчался мимо Ровного в комнату и занял кресло у столика.

– Решил. А это не ружье?

– Не ружье! Так и знал, что купишься! – коллега-антиквар вжикнул молнией и извлек изрядный сверток пупырчатой упаковочной пленки в скотче. – Господи! Кирочка! Что у тебя с головой?!

Ровный невольно схватился за череп, соображая, что не так.

– Да ты же весь седой! – Бронштейн подскочил и драматически заломил руки.

– Ах, это. Не обращай внимания, очень сильно нервничал последнее время, – антиквар подтянул табурет и уселся напротив. – Присядь, ради бога, не мельтеши. Что за важный разговор?

– Ты себя совсем не бережешь, Кирочка, – Бронштейн соорудил горестную мину на лице, но в кресло вернулся. – А разговор прям ужасно важный. Я последнее время много читал про армию Македонского. Ну, Александра, про него еще фильм был. Я купил на Озоне отличную книжку «Сто великих битв»! Там так интересно, так вот!..

Следующие четверть часа были посвящены вдумчивой распаковке свертка. Под ним закономерно обнаружился еще один – тряпочный, густо перевязанный бечевой. Параллельно Бронштейн являл обычные чудеса самообразования. Книги «Сто великих битв», «Пятьдесят величайших полководцев», «Любовницы и любовники великих политиков», «Самые грандиозные сражения античности» снабдили его пытливый мозг массой сведений.

Сведения повлекли за собой вопросы, которые он принес образованному партнеру. Почему македонцы проиграли римлянам при Киноскефалах? Что нужно было сделать, чтобы не проиграть? Кто лучше: македонцы или швейцарцы? А римский легион разбил бы швейцарскую баталию? А если бы македонская фаланга поперла на ландскнехтов? А если легион? А если наоборот?

Ровный терпел, гадая про себя: Леша в самом деле настолько недалекий или только умело притворяется? Этот момент он за годы знакомства так и не прояснил для себя.