С одной стороны, подобные важные разговоры на голубом глазу взрослый человек всерьез воспринимать не мог. С другой, так много лет морозить настолько лютую ахинею – для этого нужен подлинный талант.
«Зачем он вспомнил про македонцев? Неужто купил археологический ксифос? Нет, ерунда, слишком длинный сверток. Скорее, римская спата – по размерам в самый раз», – думал Ровный, наблюдая за все разрастающейся на полу горой упаковочного материала – под тряпками был еще один слой из крафтовой бумаги. То, что коллега принес не огнестрел, антиквар уже догадался – не великая тайна.
Наконец последние преграды пали.
Бронштейн торжественно выложил на столешницу шпагу в ножнах, сопроводив исчерпывающим:
– Вот!
Ровный был нескрываемо разочарован. Леша, конечно, в оружии разбирался слабо, точнее – никак. Основная масса информации по этому поводу поступала ему из таких же великолепных изданий, как «Любовницы великих политиков». Но что загадочного могло быть в банальной валлонской шпаге времен Тридцатилетней войны? Их, слава богу, Алексей Исаич пропустил через свои руки не один десяток.
– Леша, ну зачем? – тяжко вздохнул антиквар. – Если ты просто хотел пообщаться, так и сказал бы. Что нового я тебе расскажу вот про это???
– А ты все-таки расскажи, – Бронштейн хитро улыбнулся, заблестев очками.
– Ох, Исаич! Ты ж такого добра за двадцать лет продал – хватит на роту рейтар! Ну шпага, ну валлонская. Эфес корзинчатый, очень грубый – посмотри, как склепаны дуги. Судя по всему, 1630–1640 годы. Рукоять хорошая, добротная, зато новодельная, кстати, как и ножны. Ножны вообще дрянь. Какой-то театральный реквизит, а не ножны. Их даже трогать неприятно.
– А что не так с ножнами?
– Да ты только посмотри на толщину деревянной основы. Это же миллиметров семь с каждой стороны! И они прямоугольные! В них шпага болтается, как вялый в презервативе, если ты понимаешь, о чем я. И ради чего ты мне все это приволок?
– Ради клинка. Я в этом не секу, но… – ответил Леша, на минуту потушив режим клоуна.
– А что с ним?
– Слишком широкий для шпаги, сам глянь.
– Исаич, ну хватит уже повторять ерунду. Шпага – это военное оружие, у него мог быть любой клинок, в том числе вполне широкий, – Ровный уже выбрался из-за столика и теперь надевал матерчатые перчатки, выискивая глазами, куда он мог деть монокуляр. – Шпага – это меч, так это слово переводится с любого европейского языка. Espada, spadа – все это от латинского spata. А спата – это длинный кавалерийский меч. Меч, понимаешь? Черт дери, куда я дел монокуляр?
Оптический прибор обнаружился на подоконнике, невидимый за шторой. Как следует вооружившись, антиквар подошел к столу и взялся за ножны, покрутив предварительно пальцами для того, чтобы показать, как ему неприятен поганенький новодел.
– Так, что тут у нас? – Ровный взялся за рукоять, поразившись размерам эфеса – обычно его ладонь еле влезала под тесные шпажные гарды.
Когда клинок с шелестом покинул ножны, антиквар крякнул и водрузил монокуляр на голову. Щелкнула кнопка подсветки. Сказать, что наш знаток древностей изумился – ничего не сказать. Правильным было бы слово «охренел», но мы не станем его применять, ибо и оно слабовато. Шпагу он вертел так и этак, только на язык не попробовал.
– Ну? – нетерпеливо поторопил Бронштейн минут через пять.
– Бара-а-анки гну-у-у… – протянул в ответ Ровный и, наконец, расщедрился на комментарий. – Это… это прям… я даже не знаю! Это… короче говоря, видишь клеймо?
– Плоховато! – признался Леша.
– Именно! Клеймо вварено сталью в сталь, поэтому его и не видно – надо протравливать кислотой. Написано здесь с одной стороны: In nom domin. Думаю, сокращение от «во имя господне», имеются два креста. С другой стороны, – он перевернул шпагу и поводил пальцем по долу, – nomen tum. Без сомнений: «имени твоему» и еще два креста. Но…
– Что но?
– Вварные сталью клейма после начала XII века вообще не встречаются, – Ровный снял монокуляр, положив его на стол. – Вообще, такая техника происходит от эпохи викингов. Но надпись явно христианская, да и сама форма с выраженным острием, длина, тут же сантиметров восемьдесят пять! Да и дол узковат… Словом, этот клинок не может быть викингским, он – ровесник первого Крестового похода. Полагаю, висел он себе в церкви в качестве подношения, пока туда в XVII веке не наведались рейтары. Церковь, как принято, ограбили. Хороший, годный клинок… кстати, он очень годный, пусть точенный-переточенный… так вот, с клинка сбили старый эфес, приделав взамен что-то более модное – на сколько хватило денег. На многое не хватило, но уж как получилось.
– А-а-а… ты можешь вот про все это написать? Кратенько, без зауми? Уж я бы заплатил! – Бронштейн аж облизнулся от жадности.
– Конечно, мог бы. Мне самому интересно. Но это надо поработать. Займет время, сам понимаешь. Надо забраться в книжку пана Анжея Надольского про клейма и вообще.