Представитель властей продолжал медленно вышагивать впереди коллег во господе. Лицо при этом имел, прошу отметить, отрешенное. Как будто его куда больше занимала свара пейзан в поле под замком. Кто-то из них не сошелся с кем-то в воззрениях на агрикультуру. Теперь две небольшие группки заняли приблизительный центр наблюдаемой пасторали, принявшись кричать друг на друга. Воздух упоительно пах летними травами. Солнце сияло начищенным золотом. Крестьяне сапали, по крайней мере те, кто не был занят в ссоре.
– Таки что? – напомнил о себе ребе.
– М-м-м? – уточнил Ла-Тур.
– Ой вэй!
– Мы помогаем вам в деле с замком по религиозной линии, если вы поможете нам по линии муниципальной с делами финансовыми. Это же взаимосвязано, да и Huc accedit alia forma temptationis multiplicius periculosa[24]
. А именно: брать и не платить. Сие недопустимо есть и ко многим грехам располагает, – пояснил аббат.– Вы послушайте только, как они излагают! – невпопад отозвался наследник, указав рукой на подпрыгивающие посреди поля соломенные шляпы, в каждую из которых было вставлено по крестьянину. – Ты тупой, жрущий говно ишак! Твоя мать гнойная шлюха, а папаша – жополаз! Не уверен, что все точно расслышал, но-о-о… Vox populi – vox dei[25]
, красиво! Так о чем вы, господа?– Господа таки о том, что взятку гер’цогскому нотариусу в Бр’югге платить накладно, ибо нам кр’епко задолжали в этом вашем Сен-Клере. Если вы сумеете р’азобраться и помочь взыскать долги, мы собер’ем денег, каковые занесем в канцеляр’ию Его Светлости, – уточнил раввин, безуспешно пытаясь обогнать длинноногого Ла-Тура.
– Боже, зачем так грубо! Занесем, в Брюгге, платить… фу! Право слово! Фу! – младший Жоффруа презрительно фыркнул, изволив заложить руки за спину, словно показывая, что никаких мутных коррупционных схем касаться не намерен. – Мы о спасении наследия всего Шиме толкуем. О спасении достояния всего Эно! Об историческом, не побоюсь этого слова, памятнике! Который по сей день пребывает в руках сосланного врага общества! Впрочем, в сторону! Сен-Клер – это проблема. И не только ваша. И мы ее решим. Я позаботился.
– Так же как ваш уважаемый батюшка? – осведомился аббат.
Наследник остановился, а глаза его внезапно стали холодны, как две льдышки.
– Не стоит сравнивать меня с батюшкой. Те восемь арбалетчиков, которые пропали по дороге в проклятый городишко, – это не решение проблемы, а попытка изобразить суету перед очами Его Светлости. Я озаботился вопросом иначе. Прямо сейчас к нам движется отряд из Брюгге. Аудитор в сопровождении жандармов и лучников Службы Тела. По моим расчетам они должны прибыть в Шиме сегодня. Герцогский аудит – это не восемь пьяниц от моего папеньки. Не отвертишься!
– Это обнадеживает, – согласно кивнул аббат, и выглядел он при этом вполне удовлетворенным, веруя в мощь герцогского аудита, как в Господа.
– Ой вэй, не слишком ли силен пр’ием, ваша милость!? – ребе бен Коган, напротив, выглядел вовсе не обнадеженно, поскольку веровал в аудиторскую мощь, как в единство Яхве, а оттого был уверен, что проверка может выявить еще кое-что помимо недоимок по частным долгам.
– В самый раз, – отрезал наследник, который верил в то, что налоговая претензия бывает сильнее самой искренней молитвы и самого черного заклинания, а посему надеялся.
Молодой Ла-Тур не стал говорить, на что именно он надеялся.
Надежда имела не вполне веские основания с точки зрения фактов и тем паче государственной лояльности. Он был уверен, что отвратительные фокусы горожан объясняются банальным предательством. Стакнулись, мерзавцы, с французами, благо граница рядом. Выторговали три процента льготы и стакнулись. Очень даже запросто! Теперь по понятной причине не шлют налогов, не платят по долгам – ведь война! Великолепную восьмерку папашиных алкоголиков взяли в плен и теперь отчитываются перед Валуа в том, как они доблестно отражали бургундскую агрессию плечом к плечу с доблестными королевскими войсками.
С фактическими подтверждениями было плоховато.
Ла-Туров человечек в Сен-Клере не откликался вместе со всем населением городка.
В разнообразные бесовские сказки наследник не верил ни на грош, а вот во французов – очень даже. И в то, что аудитор разом докопается до истины. А докопавшись, пнет старого Жоффруа из кресла, где тот явно засиделся. Если учесть, что донос в столицу поступил именно от него, младшего Жоффруа, велик шанс сесть прямиком на место, отформованное по батюшкиным ягодицам. Сиречь самому заделаться прево. А там, глядишь, и не занюханное Шиме его ждет буквально в паре карьерных ступеней… Антверпен, Брюгге, Дижон! Словом, перспективы.
Осталось только вскрыть предательство. Злобесов заговор. Собацкое толковище с французами! Прежестокую измену!
– В самый раз! – повторил Ла-Тур.
– Вам виднее…
– Именно так, мне виднее, – произнеся эти самонадеянные слова, наследник внезапно хлопнул себя по ляжкам, да так звонко, что аббат и раввин подпрыгнули. – Кстати, насчет «виднее»! Чтоб меня, если это не…